Только Марк и Лукаш прожили здесь больше тысячи лет. Почти все — сотню или две. Несколько парней родились в ведьмином мире, и им было примерно столько же, сколько и мне. Я замечал в них такую же тоску, как и в тех, кто попал сюда не по своей воле. Для всех нас этот мир был чужим. Он казался каким-то ненастоящим, дурно скроенным, плохо сделанным, каким-то кривым, полубольным, в нём не было счастья, даже у самых благополучных и хорошо устроившихся здесь людей оставалась какая-то пустота, какая-то мелочь, не дававшая им дойти до конца. Жизнь здесь была похожа на чересчур короткое одеяло, которое, как ни натягивай, оставляло обнажённым то кончик плеча, то мизинец на ноге.
Они выдвигали и вспоминали самые экстравагантные теории насчёт ведьмы, стоило им закончить свои дела. Одни говорили, что ведьма часто посещает этот мир и является его тайной правительницей. Она держит в своих руках все нити наших судеб и питается нашей жизненной силой. Тому, в ком источник жизни силён, она позволяет жить тысячи лет, ибо он приносит пользу. А люди хилые, грустные, чахлые уничтожаются. И вырыватели сердец — только один из множества способов убить человека.
Другие поднимали эти домыслы на смех. «Если уж ведьма придёт, то она спустится с неба в сиянии, которое увидит каждый, — поучали они. — Создатель мира не будет ныкаться по уголкам. Она будет править в лучах славы после того, как соберёт здесь достаточно народу! И обласкает тех, кто будет верен ей!»
Но что бы они ни говорили, как бы ни спорили, они оставались отличными работящими ребятами. Они никогда не сердились, не кричали. Если кто-то ошибался, его поправляли. Каждый занимался своим делом и хорошо его знал.
Когда пришло время отдыха, я немного посидел с ними, но мне скоро надоели одни и те же разговоры про ведьму. Я вышел из освещённой деревни в темноту пещеры, чтобы вдохнуть немного вечера. Да, как ни странно, даже здесь можно было почувствовать утреннюю радость с небольшим приятным холодком ожидания новых приключений и спокойное вечернее удовлетворение. Казалось, что воздух особенно тих. Лёгкий ветерок, прошедший каверны, был чист и свеж. Уютно пахло жильём: дымком, животными. Вдалеке маленькой красной точкой горел костёр. «Ну а что? — подумал я. — Посижу, вспомню прежние времена — всё-таки уже неделя прошла! А может, с Микой встретимся?»
Я не спеша побрёл туда, весело пошаркивая песком и часто оглядываясь на кругленькие домики, похожие на пирожные. Мне нравилось отмечать расстояние: реальность как будто превращалась в картинку, которую можно додумать. Например, пусть там живут гномики со своими смешными заботами.
Костёр, наоборот, вырос. Он доходил мне до пояса. И я понял, что выиграл в лотерею: по ту сторону огня сидели сразу двое — Мика и Марк. Они молчали, и по их лицам было видно, что пламя рассекает тишину уже долго — они не оборвали беседу при моём приближении. Я опустился напротив них и принялся смотреть на то, как по дровам бегают тоненькие синеватые змейки. Мы с Марком собираемся в поход, и Мика снова останется один, он уже скучает, это ясно, не стоит им мешать. Выждав приличную паузу, я решил уйти, но грубый голос Марка остановил меня:
— Ну так что? Как насчёт руки?
Я вздрогнул. Умеют некоторые люди разрушить идиллию.
— Какой руки? — спросил я, чтобы потянуть время.
Но Марк не стал ничего объяснять, он просто перегнулся ко мне через огонь, схватил за руку и…
...Мика внезапно заверещал так, что я успел обжечься совсем чуть-чуть. Марк сгрёб его в охапку, вскочил и бросился в темноту. Визг прервался. Я облизывал пальцы и даже не думал последовать за ними. Они вернулись в ту же минуту. Марк вёл мальчика за руку, у самого костра отпустил его и сел, а Мика подошёл ко мне.
— Пойдём, — прошептал он в самое ухо. Я поёжился от щекотки.
Он взял меня за больные пальцы и с силой потащил, я едва успевал за ним. Когда он предупредил про спуск, я понял, что мы вновь идём к озеру, и обрадовался. Я снова увижу эту красоту!
— Помнишь, — сказал Мика, когда мы оказались на берегу, — я говорил, что они любят мясо.