Я поднимал их одного за другим, складывал в домах и засыпал пеплом. Привет тебе, Курт, вот мы и свиделись снова. А это кто? Брам? Моё почтение, здоровяк. Не хотел ты мне говорить, куда подевались Мика и Марк, но я не держу на тебя зла, они сами себя выдали и, в общем-то, спасли мне жизнь. Странным, правда, образом. Ну, ничего, я об этом позже подумаю…
О, а это Финн! Когда одни садились поболтать, а другие брались за дудочки и цистры, наш Финн из ведомых только ему углов и щелей извлекал кисточки, краски, угольки, бумагу и холсты. Где он всё это брал, как хранил, из чего мастерил и намешивал, никто не решался спрашивать, потому что Финн тогда начинал волноваться, а с его ростом и толщиной плеч мог сравниться, пожалуй, один только Марк. Больше всего на свете Финн не любил, когда над ним смеются, и ему казалось, что у него настолько недостойное мужчины развлечение, что каждый так и норовит сказать какую-то колкость, завидев на его руках не благородную грязь или навоз, а ярко-зелёные и небесно-голубые пятна. На второй день моего пребывания в деревне он грубо задвинул меня животом в тесное пространство между двумя дальними домиками и мрачно спросил, не соглашусь ли я молча постоять или посидеть с полчасика. Я с любопытством и без страха согласился. Он приладил фонарь, осветивший моё лицо, достал дощечку, какие-то крошечные чашечки, грифель и много всего другого, что попытался разместить между своими толстыми ногами, которые он чудно подогнул, чтобы я ничего не видел. Но, конечно, мне всё было видно, и я с трудом сдерживал смех, наблюдая это ребячество. Финн долго пыхтел, поглядывая на меня исподлобья и довольно сердито, прошло не меньше часа, я устал. Наконец он перестал рисовать, долго изучал дощечку и, не говоря ни слова, всё собрал и ушёл. Я так и не узнал, похоже ли вышло. А потом все твои художества сгорели, мой милый Финн. Твоя Лотте, о тучности которой я, уж прости, узнал от наших общих друзей-балагуров, не дождалась своего пончика. Именно так она тебя называла. Ох, прости, Финн, прощай.
Гм, Тимо. Извини, мне надо отдохнуть после Финна. Посижу с тобой. Ничего необычного в тебе не было, разве что по сравнению с большинством ты казался необыкновенно худым. Но на самом деле ты был крепким малым, отличным плотником и просто хорошим человеком. И поболтать любил, и музыку послушать. Я рассказал тебе о Мари, ты вспомнил несколько смешных историй про свою рыженькую, вечно босую Никки... Будь ты проклята, ведьма! Я провёл грязной рукой по лицу и размазал слёзы.
Все они были такие чистенькие — никакой крови, ран, переломов. Что их убило? Вырыватели не могли сюда добраться, это я знал точно. Какое зло разбудили Мика и Марк? А в том, что это их вина, я уже почти не сомневался. Какими махинациями они там занимались? Какую роль я должен был сыграть? А если бы я переплыл озеро, этого не случилось бы? Поэтому Мика назвал меня дураком? Ну, ребята, а какой реакции вы ожидали от меня? Что я буду вашей послушной куколкой, которая не задаёт вопросов? Нет уж, у меня тоже есть желания! И есть Мари...
Я вернулся к огню, чтобы набраться сил. Так кто же убийца? «Не я, — ответило моё внутреннее пламя. — К тому, что сожгло их, я не имею отношения. А я знаю только то, чем являюсь». Значит, нам с тобой неведомо, как уберечься от подобных неприятностей в будущем, если они вдруг заявятся. Хотя я не собираюсь плести интриги, как Мика и Марк, не имею никакого желания — говорю ещё раз! — лезть туда, куда влезли они, что бы это ни было, но мало ли… Кстати, а что интересного ты можешь рассказать о них? «Не понимаю, о ком ты спрашиваешь, — был ответ. — Я знаю только себя. Я — это только ты».
Тем не менее ловушки, которые ставил ещё Мика, подарили мне пару крыс. Поджаривая их на костре, я размышлял о том, откуда они берутся, чем питаются. Конечно, то, что деревню сожгли, должно было подкосить крысиное хозяйство, но город совсем рядом… Наверняка, есть и другое жильё — встречались же караванщики с какими-то там крестьянами. Нужно только найти дорогу. Есть на что потратить бесчисленные годы ожидания неизвестно чего в этой пещере…
Доедая крыс, я удержался и сохранил последний кусочек, потому что он напомнил мне об озере. Бросив всевидящий взгляд вокруг, я сразу же узнал тот коридор, который вёл туда. Мне понравилась мысль о том, что теперь я — я сам! — смогу подарить себе это зрелище. На этот раз без толчков в спину. Пойду почувствую себя хозяином, смою скорбь красотой и светом. Начну новую жизнь.
Мне больше не нужно было напоминать о спуске и о том, что там бывает скользко. Я всё это видел и сам. Встав у кромки воды, я внутренне приготовился, вдохнул и метнул кусочек мяса в озеро.