— И что?
— Что что?
— Ну, ты так ни разу и не попалась?
— Прежде чем переходить к практике, я знаешь сколько тренировалась? Всё лето я вытаскивала мелкие предметы у родных, слуг и даже один раз свистнула у посла из Круксландии медальон с портретом. На самом деле, с двумя портретами дам: слева был портрет, подписанный «Моя возлюбленная супруга», а справа «Моя возлюбленная». Как ты можешь догадаться, женщины были на портретах разные.
— И что посол?
— А ничего. Шум он, понятное дело, поднимать не стал, но неделю ходил с озабоченным лицом по замку и у всех спрашивал, не находили ли они блестящий предмет золотистого цвета овальной формы на цепочке из металла, похожего на золото, но не золото и никакой ценности не представляет. А вот если бы ему кто-то этот предмет вернул, то было бы славно.
— И нашли?
— Никто кроме него не искал. Но всем так надоел уже этот посол со своими тихими вопросами и печальными вздохами, что я вернула ему медальон.
— Подбросила?
— Подвесила.
— В смысле?
— Ну вернула туда, где взяла — на шею.
Увлеченные беседой, мы и не заметили, как дошли до рощицы. Под большим дубом на мягкой траве мы и расположились. Поужинали пирогом, состряпанным Араньей для любимого жениха, запили водой из фляжки и легли спать.
Утром я спросила у Мироса:
— Долго нам еще идти?
— К вечеру будем на месте.
Солнце перевалило за полдень, но еще сильно припекало. Очень хотелось пить, вода во фляге закончилась. Мы шли степью по еле заметной дороге, заросшей жесткой травой. Всё было припорошено горячей серо-желтой пылью, пыль скрипела на зубах и набивалась в нос.
Вести беседы в такой ситуации не было никакого желания, поэтому шли молча. Вдруг Мирос замер и поднял указательный палец вверх.
— Что там еще, Мирос? — я запрокинула голову вверх, но кроме безмерной синевы неба ничего не увидела — ни облачка.
— Тихо!
Я замолчала и стала прислушиваться. До моего слуха долетел тихий рокот, переходящий в журчание. Вода? Ну наконец-то, хвала богам!
— Ручей? — я с надеждой посмотрела на своего спутника, но он только махнул мне рукой — мол, давай за мной — и зашагал вперед широким шагом, оставляя за собой клубы пыли.
Через несколько минут я поняла, куда мы так торопимся. Звук воды стал ближе и громче, и скоро мы уже стояли на краю крутого обрыва. Внизу шумел бурный поток. Это был не ручей, а река. Но как же перебраться на другой берег?
— А где… где он? — Мирос выглядел таким растерянным. Он бегал по берегу и заглядывал вниз, рискуя сорваться. В мои планы не входило путешествие в одиночку, да и что я скажу Аранье, если ее бестолковый жених свернет себе шею у меня на глазах?
— Эй, что ты ищешь? Река вот, на месте. Ты перегрелся? Давай перебираться на тот берег! — мои слова тонули в шуме воды.
— Да нет же! — видно было, что Мирос не находит слов.
Он махал руками как ветряная мельница. Мне это стало надоедать и я рявкнула как генерал на плацу:
— Аааааатставить!
Мирос вытянулся в струнку и выпучил глаза. Вот она, великая сила рефлексов!
— Успокоился? Теперь «вольно» и рассказывай спокойно. Спокойно, дыши глубже, Мирос. Ну что ты хотел найти?
— Мост, ваша светлость! Его нет. А он был. Вот. — и мой бравый спутник опустил плечи и уселся на сухую траву, стаскивая с перепутанных волос пыльную фуражку.
— Может, ты место перепутал, а? — с надеждой спросила я.
— Так дорога-то одна, по ней мы и шли. Вот дорога, вот река, вон на том берегу сухое дерево. Здесь был мост.
— И что теперь? Может, где-то есть другой мост? Ну или брод. Или переправа… паром… Нет?
— Ничего нет. Здесь ведь почти никто не ходит. Это, конечно, самая короткая дорога, но мало кто решится пойти через Темный Лес, рискуя своей шкурой и кошельком, пытаясь выгадать день-другой. А обходной путь выходит к реке аж в двух днях пути отсюда.
— Нет, это нам не подходит. Надо что-то думать.
— Да что тут придумаешь! Нет моста. Ёжжиков мизинчик, я на службу опоздаю и сержант меня наизнанку вывернет…
Я молча уселась прямо в пыль, не заботясь о своих и без того пыльных юбках — увяз коготок, всей птичке пропасть или, другими словами, заплатил пенни — плати шиллинг.
— Итак, что мы имеем… Мирос, да не мельтеши ты пожалуйста! — рявкнула я. Мой ошалелый товарищ снова хлопнулся на траву как подкошенный и грустно произнес, глядя на свои сапоги:
— Не знаю, мы академиев не кончали… — И вдруг хлопнул меня по плечу своей пыльной пятерней: