— Где ты здесь окошко видишь?
Я быстро ползла по полу, ловко уворачиваясь от чужих ног и огибая пятна крови. Пару раз натыкалась на полутрупы.
— Глянь, как чинно лежат, — ржал в ухо колобок. — Благостно истекают кровушкой и не дергаются. А вот эта рожа мне знакома! Это же Здоровяк Билл, наемный убивец и конокрад! Я у него как-то золотую пряжку спер на спор. Помер, похоже. Кинжальчик драгоценный мы приберем, нечего ему без присмотра валяться, — пробормотал фамильяр, но со спины не спрыгнул, видно, решил присвоить ценную находку позже.
Я скосилась на щуплого мужика, прикорнувшего у стеночки. В руке он сжимал черный ритуальный кинжал, от которого волнами расходилась по комнате потусторонняя жуть. Мерзкая вещица!
— А окошко вон за той стеночкой фальшивой, — Мурз спрыгнул и покатился в сторону глухой стены. — Только если его увидят вражины, то попробуют деру дать, а змей твой хоть и машет крылами, да только один против… О, уже против троих! Ты глянь, какой шустрый! Это ему свезло, что магия его не берет, — ревниво заметил колобок и надул щеки. — Ладно, давай по старинке.
Он запрыгнул на стеллаж, я рывком сняла с футляра охранное заклинание и подняла стекло, под которым лежала небольшая книга в золотом окладе, Мурз подпрыгнул, увеличиваясь в три раза, раззявил огромную пасть и проглотил фолиант!
— Эй, Бабка! Ик! Я твой источник съел!
Зря он привлек к нам внимание! Ох, зря! Светлая резко развернулась в нашу сторону, ее симпатичное лицо перекосило злобой, взмах ладонями — и в нас полетело нечто такое мощное, что у меня зубы свело. Это мне и в лучшее время не отбить, а уж сейчас, когда я изрядно поиздержалась, даже пытаться не стоит. Я зажмурилась и попрощалась с жизнью. И в этот момент меня схватили в охапку и прижали к твердому и прохладному, загораживая собой от убийственного заклинания. Я распахнула глаза и улыбнулась:
— Мин…
— Я же сказал, будь осторожнее, ведьмочка.
Он склонился ниже, я подняла голову, подставляя губы, предвкушая долгожданный поцелуй, и в этот самый момент, когда наше дыхание смешалось, наг обмяк и рухнул на меня.
— Мин? Мин!
Наступила тишина, вязкая звенящая страшная, и в этой тишине раздался злой хриплый хохот сумасшедшей светлой. Ба громко ругнулась и рухнула вниз, в последний момент успев соскочить с треснувшей метлы.
— Ну все, ты меня достала! — Верховная засучила рукава, замахнулась и изо всех сил засадила светлой ведьме кулаком в нос, а потом еще и ногой в живот добавила.
— Так ей, упырихе! — радостно заорал Мурз и запрыгал на месте. — Убила нашего жениха, стервь! Зато наш жених положил всех злыдней! Хватай лже-короля, пока он в мышиный лаз не сбежал! Ату его, ату!
— Не ори, — Верховная устало присела рядом с нами, пока девочки вязали бессознательной светлой руки. — Рана смертельная, завязана на душу, я бессильна. — Она вздохнула и тяжело поднялась. — Но ты можешь попробовать, если…
Что «если», она не сказала, но я поняла. В комнате ходили, охали, кого-то вязали, кого-то перевязывали, кто-то громко разговаривал по переговорнику, Верочка от души пинала лже-короля, тот тихо скулил, причитая, что его заставили… Я же ничего не замечала, слезы застили глаза и сквозь них я видела только огромное кровавое пятно, расползающиеся по форменной рубашке. Он обнял меня, спрятал в своих объятиях, а сам подставился. «Береги ему спину», — сказала мне тетушка Сова, а я… я не сберегла.
— И чего ты ревешь? — подкатил ко мне Мурз. — У тебя же есть лунный свет.
— Если я смешаю его с кровью, он меня навсегда забу-удет, — провыла я, шмыгая носом. — А я уже не хочу. Я его люблю…
— Зато он жить будет, — колобок отрастил парочку тоненьких ручек и обнял меня за лицо. — Армина, поверь, если он будет жить, мы придумаем, как его опять в тебя влюбить! А может, пусть помирает, а? Мне он никогда не нравился! Будешь на кладбище ходить по субботам. Тебе очень пойдет траур: черная шляпка, черное платье, чёрный зонтик, алые губы и выбеленное лицо… Да все кладбищенские упыри сойдут с ума от страсти!
— Дурак ты!
И я сорвала с шеи мамин подарок…
ЭПИЛОГ
— …вот так, девочки, — вздыхала я, глядя в зеркальце. — Сотворила я запрещенное колдунство, замешала кровушку на лунном свете, нага своего у Хель отобрала, но взамен она забрала его память.
Есть у лунного света и такое умение: если любовь ведьмы сильная, истинная, чистая, может она ею пожертвовать ради спасения жизни возлюбленного. Да только сама потом никогда больше полюбить не сможет. Поэтому и запретил ковен это заклинание, да только когда это ведьмы на запреты внимание обращали, особенно влюблённые ведьмы? Сами потом в огне печали сгорали, но любимых у Хель выторговывали.