Он смотрел на меня как на врага. Тон, взгляд, слова — всё наполняла издёвка. От него всего меня — моё тело — трясло мелкой дрожью.
Ну я и попала.
Майя, давай, соберись! Иначе погибнешь, если будешь так истерить. Или тебе не приходилось бороться с неподатливым телом? Или ты боли не знала? Давай. На кону твоя жизнь!
Если бы я всё ещё сидела в инвалидной коляске, то сдалась бы без боя. Но я стояла на ногах, чувствовала их, даже в этот миг наслаждалась свободой движения и отсутствием боли. Въевшийся в тело страх не мешал мне хотеть жить, наоборот, это желание стало по-животному сильным.
Дэбрэ неприятно улыбнулся.
— Я даже буду добр к вам. Вы сможете вернуться назад, в свою камеру, если скажете мне, где книга и кто ваш сообщник. Ну, говорите. Я обещаю поверить вам на слово, и мы обойдёмся без криков и слёз.
Я молчала. Да и что я могла говорить? Наверное, и хорошо, что я тут никого не знала. Не будет соблазна обвинить невиновного.
— Не стесняйтесь, Майри. Смотрите, здесь только мы. Вы смело можете сказать мне всё, что вам поручил сказать принц, и избежать пытки. Чьё имя вам приказали назвать? Баронессы Альбской? Виконтессы Брамон? Или сестры Катарины? — к концу небольшой речи Дэбрэ почти шептал, его тёмные блестящие глаза пугали.
Ого. А они тут знают толк в играх. Дэбрэ, очевидно, считал, что пентаграмма на полу и принц с обвинениями появились в камере Майри накануне её казни не просто так.
И что мне со всем этим делать? Обвинять кого-то из незнакомых людей или принца? Эх. Ну вот зачем Дэбрэ вообще называл имена?
Нет-нет, оказаться на моём месте я бы и врагу не пожелала. Не могла я ничего об этих людях соврать.
Чёрт-чёрт-чёрт. Всё шло к тому, что моим единственным выбором станет «не помню, не знаю». Когда-нибудь дознаватель мне, конечно, поверит, но цена его веры может оказаться неподъёмно высокой.
У меня горло сохло, я хрипела, когда говорила:
— Я не знаю никого из названных вами людей. Впервые слышу их имена.
— Да? Даже с названой сестрой не знакомы? — Дэбрэ зло усмехнулся.
Я отступила на шаг. Его ненависть было тяжело выносить, она, словно кольца удава, душила.
— Мне нечего вам сказать. Я не знаю этих людей, я ничего не помню.
— Какой глупый выбор, Майри. — Дэбрэ покачал головой. — Что же такого вам пообещал принц? Ума не приложу, чем он мог купить приговорённую к смерти. Вас не помилуют, это невозможно. Вы ведь умная девушка. Верить принцу Антуану не стала бы даже торговка на рынке. Что бы он вам ни сказал — вас ждёт смерть. Вы могли бы упростить себе жизнь, её оставшиеся часы. Ну же, Майри, признайтесь, будьте благоразумны.
Ну же, Майя, давай: «Принц Антуан приказал мне обвинить герцогиню Бомон… Или графиню? И Бомон ли? Вот чёрт». Имена, названные Дэбрэ, будто кто-то влажной тряпкой стёр из памяти — начисто.
Но, может, оно и к лучшему. Обвини я принца, это не отменит казнь и ничего для меня не изменит. Да и вообще, начти лгать, тебя выведут на чистую воду, а потом ни за что не поверят ничему, что бы ты ни сказала.
— Я не знаю названных вами людей, дознаватель. Если честно, то я уже успела забыть их имена. Я говорю чистую правду.
Ну вот, я это сказала. Сделала самую глупую ставку на жизнь.
Глава 5. В бочке с водой
Дэбрэ долго смотрел на меня, склонив голову к плечу, будто пёс, увидевший нечто удивительное. Наконец он сказал:
— Какая невероятная преданность и столь же невероятная глупость. Но это ваш выбор, Майри. — Он рукой указал на что-то позади меня. — Тогда прошу. Что же вы стоите? Вы знаете, что вам делать.
Я даже не шелохнулась.
— Я не знаю, что вы хотите от меня, дознаватель Дэбрэ. Я не помню, что здесь со мной происходило. И о своих предполагаемых преступлениях тоже не помню. Из-за пыток, которым вы меня подвергали, я даже своё имя забыла.
Он усмехнулся. Его лицо обладало выразительностью и гармонией черт, пусть и не могло считаться красивым в классическом понимании. Хотя… Присмотревшись к нему, человек без предубеждений назвал бы его привлекательным мужчиной. Похоже, это тот случай, когда природу портит характер. Жестокая ухмылка и холод в глазах уродовали внешность Дэбрэ. Мама много раз говорила, что с лица мужчины воду не пить. Только вот это лицо превратило бы даже святую воду в отраву.
Дэбрэ был мне неприятен. Его слова, тон, выражение лица — всё отталкивало.
— Игры в забывчивость вам не помогут, Майри.
С ним хотелось спорить, его хотелось хоть как-то задеть. Его самоуверенность и апломб злили. Самые раздражающие люди на свете, по моему мнению, — те, кто считают себя во всём и всегда правыми.