Видимо, он что-то скомандовал, хотя через закрытое окно ничего не было слышно. Медведи-родители замерли, а Медвежонок испуганно прижал к себе мяч. Гилликинцы послушно подошли к штурмовику. Квадлины как ни в чем не бывало продолжали свой танец, качая бедрами и выделывая поднятыми руками какие-то семафорные знаки.
Штурмовик что-то крикнул и положил руку на висевшую на поясе дубинку. Медвежонок спрятался за отца. Медведица оскалилась.
«Что же вы медлите? — пронеслось в голове у Фьеро. — Навалитесь на него все разом: двенадцать против одного. Или вы не доверяете друг другу? Или там, внутри, ваши родственники, которых замучают, если вы вырветесь на свободу? Откуда такое рабское смирение?»
Все это, конечно, домыслы: Фьеро не мог знать, что на самом деле происходит там, на школьном дворе. Он почти прилип к окну, прижал к стеклу свободную ладонь. Внизу Медведи все так же отказывались двигаться с места. Тогда штурмовик, в два шага преодолев разделявшее их расстояние, взмахнул дубинкой и обрушил ее на голову Медвежонка. Фьеро вздрогнул и выронил чашку. Фарфоровые осколки разлетелись по натертому паркету.
Из-за двери, обитой зеленым сукном, появился хозяин. Качая головой и цокая языком, он задернул занавески, но не раньше чем Фьеро разглядел еще кое-что. Отшатнувшись, как будто сам никогда не охотился и не убивал зверей в Тысячелетних степях, он поднял взор и увидел в окнах школы множество бледных детских лиц. Двадцать, а может быть, и тридцать школьников, раскрыв рот от интереса, во все глаза смотрели, что происходит у них во дворе.
— Ни стыда, ни совести нет, — негодовал хозяин. — Всех посетителей мне распугают. Совсем не думают, что здесь живут честные люди, которым тоже надо что-то есть. Лучше не смотрите туда, сэр. Там нет ничего интересного.
— Взрыв в вашем зимнем саду, — произнес Фьеро. — Вам не кажется, что кто-то пытался снести стену и устроить побег?
— Даже не заикайтесь об этом, — шикнул хозяин. — Здесь даже стулья имеют уши. Откуда я знаю, кто, чего и зачем хотел? Я добропорядочный гражданин и в чужие дела не лезу.
Фьеро не стал просить другую чашку шоколада. Из-за тяжелых занавесок слышался безутешный рев Медведицы, потом он смолк, и больше ни звука не доносилось из внешнего мира.
«Случайно ли я это увидел? — спрашивал себя Фьеро, глядя на обеспокоенного хозяина новыми глазами. — Или, может, такое творилось давно, а я не обращал внимания? Может, мир открывает только то, что ты готов увидеть?»
Он хотел рассказать о случившемся Эльфабе, но потом передумал. Что-то подсказывало ему, что она слишком ценит разницу их мироощущений и если он вдруг примет ее идеалы, она отдалится от него. Этим он рисковать не мог. И все же образ штурмовика, опускающего дубинку на голову Медвежонку, все никак не покидал его мысли. Фьеро только крепче прижимал к себе Эльфабу, стараясь без слов передать ей свое чувство.
Он уже заметил, что когда Эльфаба была чем-то взволнована, то с большей страстью отдавалась любви. Дошло до того, что он безошибочно угадывал, когда она скажет: «Теперь до следующей недели». Она становилась более раскованной, пылкой, как будто просила прощения за грядущую разлуку. Так случилось и тем утром, когда Фьеро готовил кофе, а Эльфаба смазывала себя маслом, жмурясь от удовольствия.
— Милый мой Фьеро. Лапочка моя, как говорил папа. Нам надо будет расстаться на пару недель.
Фьеро кольнуло нехорошее предчувствие, что она собирается бросить его и выторговывает себе двухнедельную фору.
— Нет, ты что! — попытался возразить он. — Так нельзя. Это слишком долго.
— Нам нужно время, — настаивала Эльфаба. — Не мне с тобой — другим нам. Сам понимаешь, рассказать я тебе ничего не могу, скажу только, что наши последние планы на осень потихоньку начинают выполняться. Произойдет одно… событие, в котором я участвую.
— Какое? Переворот? Убийство? Похищение? Взрыв? Скажи хотя бы так, без подробностей. В общих чертах.
— Я не смогла бы тебе сказать, даже если б хотела, — я сама пока не знаю. Мне сообщат, что нужно сделать, и я выполню приказ. Насколько я понимаю, это сложная схема со многими участниками.
— И ты будешь стрелой? Ножом? Запалом?
— Котик, ну что ты несешь? — проникновенно, но недостаточно убедительно промурлыкала она. — Я еще слишком зеленая, чтобы на глазах у всех совершить какую-нибудь пакость. Да и потом, это было бы слишком предсказуемо. Полиция глаз с меня не спускает: там, где я появляюсь, сразу тревога и повышенная готовность. Нет-нет, мне дадут что-то второстепенное, роль простой неизвестной служанки.