— С-суки, — процедил барон. Тяжело повёл головой.
— Но ты не спросил ещё одного, — сказал вдруг Арцышев всё тем же чуть сдавленным голосом. Тем же, но каким-то другим, едва-едва, но изменённым.
Стрый встрепенулся и стал слушать внимательней.
— И чего же?
— Кто мы такие.
— И кто вы такие?
— Те, кто знает, что ты нашёл в замке Каэр Лок.
— Этого не знает никто, — тряхнул Кроах ас-Сотер головой.
— Потому что ты убил всех, кто был там с тобой?
— Потому что все они остались там.
— Они живы?
— Это не имеет никакого значения. Уже — не имеет.
— Они могут вернуться?
— Если он захочет. И если захотят они. Но они — не захотят.
— Почему?
— Потому что теперь они служат.
— А тебе они не служили?
— Этого не сравнить.
— Зачем же ты забрал оттуда ее?
— Она сама попросила меня.
— И зачем?
— Она мне не говорила.
— Но как ты думаешь?
— Думаю, она хотела увидеть, как живут другие люди.
— А он, тот, к кому ты ездил в замок Каэр Лок, он остался там?
— Да. Но ему нет нужды куда-то идти. Скоро он будет с нами везде.
— И как же его называют?
— Его называют по-разному. Едущий-в-Тумане. Зиждитель Вселенной. Питающий Истоки. Второй Сущий.
— Интересные имена.
— Это — всего лишь имена, ничего большего.
— А как бы назвал его ты?
— Бог.
— Я досчитаю до трёх, — сказал Арцышев, — и ты очнёшься. И не будешь помнить, как отвечал на мои вопросы — запомнишь лишь свои ко мне. Раз. Два. Три.
Слон задел ногой шлем, и тот загремел по каменному полу. Кроах ас-Сотер встрепенулся и заозирался, словно вот-вот только очнувшись ото сна. И где-то так оно и было: хитрец Арцышев, похоже, сумел выжать из ситуации максимум.
«Братство Белой Розы, темерийцы, полурелигиозный орден, — развёртывал между тем перед ними выцеженное — выдавленное — из поддавшегося налётчика Арцышев. — С Фольтестом не связаны — по крайней мере напрямую. Здесь был отряд братьев (в смысле родственников) Борлахов, Петера и Богарда по прозвищу Косоротый. Те самые, из корчмы. За чем они пришли — отцедить не могу. Барон зовёт это «ею» и считает живой. Остальное вы слышали».
Так они и узнали: в замке Каэр Лок барон повстречал бога. Оставалось решить, что с этим знанием делать.
Но сперва надо было догнать темерийцев. И теперь — не потому, что об этом попросил Кроах ас-Сотер. Вернее, не только потому.
Бог — это отсутствие выбора, говорит Арнольд ван Гаал. Он, Арнольд, бледен, рассеян в движениях, обведён по челюсти не щетиной даже — тенью щетины; в ночном налёте людей Братства Света у него погиб слуга, а второй — был сильно ранен. Стрый так и не понял, для чего доктор увязался за ними. Вернее, не поверил, хотя для логики сим-мира желание доктора гонорис кауза увидать развалины эльфийских подземелий в Мариборе — учитывая двигающие оным доктором идеи Двух Волн — звучало куда как естественно. Бог — это отсутствие выбора, говорит Арнольд ван Гаал и крепче вцепляется в луку седла. Это высшая предопределённость. Это конец свободной воли человека. Если есть он — создатель мира, давший тому закон и сообразность, то что в этой законности и сообразности остаётся человеку? В чём его воля и в чём его самость? Разве что в стремленье ко злу. И вот уж не хотел бы я стать свидетелем такого бога и такого выбора человека.
А если мир — не результат, а исток? — спрашивает Кроах ас-Сотер. Он хмур и сосредоточен, и даже борода его торчит вперёд без обычного задора. Если то, что мы называем «бог» — всего лишь финал запутанной драмы, а то и комедии? И все мы, что пляшем на этих подмостках, люди, эльфы, краснолюды — все мы лишь ступени к чему- то большему. Или просто — к чему-то идущему нам вослед. Что, если вся предопределённость именно в том и состоит, чтобы из переплетенья судеб нас, живущих, возникла сущность высшего порядка? Что, если бог — это будущее?
Будущее? — холодно усмехается Ангус эп Эрдилл. Значит, вся история упадка великих цивилизаций Старших Народов под напором новых пришлецов, многочисленных и жадных людишек, всё превосходство которых — в неограниченной временем и природой плодовитости их самок и в жадности и жестокости самцов, вся трагическая история непонимания, гибели и смерти рас несказанно более мудрых — всё это лишь комедия положений, выводящая на сцену... кого? существо ещё более человеческое во всех сомнительных проявлениях этой человечности? существо, стало быть, сверхчеловеческое? Тогда я скорее предпочту поверить в упадок как в двигатель мира, и пусть бог тогда окажется лишь компенсацией всем слабостям человеческой натуры. Так сказать, победитель, который, увы, получает всё, пусть даже победа достаётся ему количеством, а не качеством.