Наверняка их выкинуло в реаль, и теперь они где-то неподалёку от Козыча: в игровой зоне, но целые и здоровые.
Интересно, подумалось вяло, Ангус успел прихватить артефакт? В том, что им попался именно артефакт, о котором когда-то — когда же? — давным-давно — говорил Троян, Стрый не сомневался. Сейчас вообще всё казалось таким ясным, таким отчётливым, таким... Вплоть до того, что именно этот артефакт и был ответственен за исчезновение всех тех, информацию на которых закачивал в него Троян накануне их инфильтрации. И за блэк-аут в Скандинавии. И за вымирание карликовых пингвинов. И за...
Надо же, подумал он, тяжело перекатываясь на спину и раскидывая руки крестом, надо же, мы нашли настоящий артефакт. Система, которая производит систему, причём далеко за рамками всего того, что мог бы придумать для неё человек. Пора, как видно, устанавливать контакты третьего рода: мол, хай, братья по разуму.
Стрый захихикал и хихикал ровно до того момента, как над ним склонилось лицо: заросшее, с запутавшимися в бороде завязками шлема и с кривым, плохо сросшимся шрамом через всю щеку и нос.
— Живой, — сказал человек. — Эй, сотник, этот тоже живой!
И, коротко замахнувшись, ударил Стрыя в голову кованым сапогом.
— А подвалы у них — дрянь.
И это тоже было правдой.
Удивительно не то, что их не выбросило в реал: они не чувствовали теперь и сима, оставшись при том самими собой. Это было невозможным — но было же.
По всему, проклятое место, чего уж там. Новодел. Куда шли — туда и попали.
И ещё: Стрый никак не мог восстановить в памяти события в Видорте, то, что случилось, прежде чем люди Подменыша ворвались в форт и повязали их всех, правых и виноватых. Он помнил, как они крались к развалинам. Помнил цвет неба в просветах наверху. Помнил Арнольда ван Гаала, доктора гонорис кауза и херова иуду. Помнил сотника-нильфа с серебряным медведем на оплечье. Но потом был даже не провал: глухая гладкая стеклянная стена. Непрозрачная притом.
И что-то росло у него внутри, какая-то... искра? промельк? дыхание?
Нет, не понять. Не понять.
— О, — сказал Арцышев. — Крыска...
Красный маг, высокий эльф Ангус эп Эрдилл скривился с отвращением и швырнул во вставшую столбиком крысу пучком соломы. Крыс Ангус эп Эрдилл не любил.
Та, впрочем, проигнорировала человека, высокомерно потрусив к хлебному огрызку посредине камеры. Встала на задние лапы, подёргивая мордой. Посыпались крошки.
Ангус эп Эрдилл заскрипел зубами и отвернулся: эльфийская, да и любая другая, как подозревал Стрый, магия оставалась здесь недоступна — что-то там со стенами, какое-то старое заклятие. Оставалось надеяться лишь на Яггрена Фолли: в подземелье их было трое, без краснолюда, что давало маленький шанс, что взявшие их реданцы сплоховали. Это, конечно, если считать шансом возможность вырваться из виртуальной тюрьмы прямиком в виртуальный сим-мир. Впрочем, упование — основа сим- миров. Чудо, которое случается здесь и сейчас. Потому уповать можно всегда. На Звоночка. На Трояна. На кавалерию из-за холмов и волшебный серебряный рожок.
Вот уж дурацкая размерность сим-сюжетов: всегда что- то должно в подземельях начинаться, а что-то — заканчиваться.
Хуже было другое: Стрый чувствовал, как плывёт сам контекст: ещё совсем недавно чёткие и прозрачные названия стран и имена, за которыми стояли люди, места и события, теперь мутнели, выцветали, слипались так, что и не разорвать, не разделить. Цинтродден — Темерания — Новигаард — Радольтест... Содденпонтарадолблатанн... Вместо них — вдруг, кусками, словно вклеенные аппликации, — проступало странное: белые плащи с чёрными крестами под жарким солнцем и над раскалённым песком, змий о семи головах, двенадцати хоботах, бесконечная ледяная стена от горизонта до горизонта. Всё это теснилось где-то ниже уровня осознания, требовало, чтобы ему дали имя и жизнь. Но это имя и эту жизнь можно было дать, только взяв, вычерпав откуда-то. Вычерпав из самого себя. Самого себя — растратив.
Я — Алексей Строев, по прозвищу Стрый, бывший «щит», «кватра», единый-в-четырёх, хороший человек, повторял он, твердил по кругу, проговаривал, делая реальное явным, рядом — моя группа, мы в сим-реальности, мы можем, мы должны отсюда выйти, это лишь видимость, программа, последовательность единиц и нулей, сюжет, то, что придумывают, то, о чём говорят. Говорят...
Говорят, в графствах, в самой глуши Старых пущ, растёт чуй-дерево. На его ветвях гнездятся семь птиц, а у корней цветут девять трав. Если сесть под его ветвями и представить что-то, что желаешь больше всего, то, если древняя кровь поёт в тебе, все становится по твоему слову.