— Подавайте, — вздохнул Пард. — И отбивные, и мелочи.
Мелочей хватило, чтобы уставить весь стол. Пища оказалась на удивление вкусной — в этой таверне действительно умели готовить. Даже из консервов.
Комнату Парду выделили на третьем этаже. Дальнюю, угловую. Обстановку составляли только изрядно продавленная кровать да колченогий стул. Зато из окна виднелся купол цирка.
Пард не знал, что такое «цирк». Просто это здание всегда называли цирком.
Комната Парду понравилась, точно так же, как и местная стряпня.
Из второго окна открывался вид на улицу, ту самую, где в булыжник неведомо кто неведомо когда уложил несколько стальных полос. Неведомо с какой целью. Пард лениво поглазел на редких прохожих и повалился на застеленную коричневым пледом кровать.
Хорошее место. Судер не зря порекомендовал Парду эту таверну, а Пард не зря внял рекомендации Судера. Вряд ли удалось бы найти что-нибудь приличное так близко к Центру и за такие деньги. В «Лыбиди» — пожалуйста, но тамошние цены лучше и не вспоминать. Лишь богатеям по карману.
Он не был бедным живым. Скорее наоборот. Но тратить столько денег на жилье, сколько драли в «Лыбиди», считал пустым расточительством.
Лежа в уютной кровати, Пард расслабился. Сонное настроение всегда нападало на него в тавернах. Особенно после плотного обеда.
Он сам не заметил, как провалился в шаткий дневной сон.
…Спустившись к ужину, Пард нашел таверну наполовину заполненной. Дородный хозяин кивнул ему, словно старому знакомому, и сразу крикнул Гриню, чтобы накрывал ужин. Пард устроился за тем же столом, что и в обед. Рядом с ним сосредоточенно поглощали размороженную индейку два гнома, рыжий и чернявый, оба в кожаных куртках с бляшками. Коротко стриженные бороды поблескивали от жира, а челюсти под мясистыми носами работали с мерностью роторных экскаваторов. Судя по груде костей в центре стола, это была уже не первая индейка. И рядом стояла пара пятилитровых бочонков подольского пива. Третий, еще не опорожненный, пристроился подле индейки. То один гном, то другой подносили объемистую кружку к изящному деревянному крану в виде разинувшего пасть дракона, надавливали на драконий гребень. Струя подольского с клокотанием вырывалась из отверстой пасти, отчего Парду казалось, что несчастное животное блюет. Интересно, какому умнику пришло в голову делать кран в виде зверя? Пусть даже и несуществующего.
Пард вежливо кивнул гномам, приложив руку к сердцу. Те кивнули в ответ, тоже вполне вежливо и доброжелательно, насколько это можно было сделать с индюшачьей ножкой в зубах.
Ему тоже подали индейку с горошком и сыром. И пиво. Подольское, темное. Такое всегда продавали на Контрактовой площади, у гостиного двора. Сколько раз Пард с Можаем или Яром сворачивали в знакомую арку, пересекали площадь и оказывались у приземистой пивной с потемневшей вывеской над дубовой дверью: «Старый Подол». На Подоле всегда жило много гномов, на Подоле и под Владимирской Горкой. И на Печерске еще, где под асфальтом улиц сетью раскинулись такие обширные подземелья, что ахнул бы любой знаток недр, любой техник-спелеолог.
Гномы присматривали за порядком в метро, заодно взимая плату с пассажиров, хотя особых хлопот наука и техника подземки им не доставляли. Поезда ходили сами, длинные эскалаторы центральных станций тоже не требовали участия живых (как и любая техника в пределах Большого Киева), на станциях шевелились машины-уборщики, и Пард сомневался, что за ними нужен особый надзор.
Машины в Большом Киеве все делали сами. Потому что были частью техники, непостижимой для большинства киевлян вещи, и будь ты хоть гномом из метро, хоть эльфом из Дарницких парков или Голосеевки, хоть гоблином или первым на Оболони виргом, никогда техника не послушает тебя.
Если ты не техник. Если тебе неподвластны формулы.
Пард вздохнул и принялся за индейку с горошком и сыром. От сытного ужина и крепкого пива его снова начало клонить в сон, а на ночь глядя идти за научным оборудованием Пард не собирался. С утра. Все с утра.
В номер он заказал еще пива и не слишком сопротивлялся сладкой дремоте, что наползала на сознание. Лень было даже раздеваться.
И еще. Если за ним все же следят — пусть поломают голову над его бездействием.
2
Музкол — Чимборасо
Когда Пард проснулся, за окном только-только занимался рассвет. В доме стояла вязкая тишина, словно в заброшенной нежилой шахте.
«Не нужно было днем спать», — лениво подумал Пард.