Несколько секунд Геральт тупо глядел на отключившуюся трубку.
«Что-то тут не то, – подумал он озабоченно. – Впрочем, ладно. Если Весемир говорит – значит, так надо».
Медленно-медленно Геральт сунул мобильник на место и так же медленно опустился на стул.
– Я согласен, – глухо сказал он незнакомцу. – Что делать?
– Другой разговор! – оживился собеседник. – Я отвезу тебя куда надо. Поел?
– Да!
– Официант, счет!
Спустя пару минут Геральт сидел в джипе, мрачно глядел на движущиеся за лобовым стеклом огни встречных автомобилей и невесело гадал, какие пакости ему подстроит ближайшее будущее.
Синтия оказалась смазливой девчонкой-полуорком. Как обычно бывает, смешение двух кровей явило миру очень красивое дитя. Была Синтия смуглой, чуть-чуть раскосой и скуластой, иссиня-черные прямые волосы ниспадали до плеч на орочий манер. Да и одевалась она не то как эльфка, не то как орка – вышивки, бисер, бусы… И, разумеется, брюки, а не юбка. И короткие сапожки, а не туфельки.
Глаза у нее тоже были почти черные, а кроме того – внимательные, цепкие и умные. Даже Геральт почувствовал себя неуютно под этим взглядом.
Легким шагом полуорка взбежала по ступеням на веранду, где ведьмак последние четверть часа пялился на окрестности.
– Привет! Ты и правда ведьмак?
Геральт опустил рюкзачок на ближайший стул, а сам опустился на соседний.
– Правда.
– Здорово! Сколько тебе лет?
– Сколько ни есть – все мои, – не слишком-то приветливо буркнул в ответ Геральт.
Синтия сразу перестала улыбаться, и тут же стало ясно: она не привыкла, когда ей перечат. Обычное дело для детей богатеньких родителей. Лицо заострилось, стало властным. Глаза вроде бы даже потемнели, хотя куда уж темнеть черным-то глазам?
Но все же она сдержалась и не вспыхнула. Вопреки ожиданиям.
– Давно ведьмачишь?
– Давно, – подтвердил Геральт.
– Ты не особенно учтив, ведьмак! – заметила Синтия.
Геральт равнодушно пожал плечами:
– Чудовищам все равно, учтив я или нет. Да и платят мне не за манеры, а за… – Геральт осекся, секунду поразмыслил и тем же тоном закончил: – За другое.
Синтия изучающе глядела на него сверху вниз. Потом обернулась и взмахнула рукой:
– Ладно, пойдем. Мы выезжаем сегодня же! Пообедаем только, и в путь!
«Ну началось!» – с неудовольствием подумал Геральт и поморщился с досады.
– А завтра нельзя? – спросил он, не скрывая раздражения. – Я неделю не мылся и две с половиной не спал на простынях. Надоело! Комфорта хочу – хотя бы на ближайшую ночь.
Синтия нахмурилась, но вновь почти сразу переборола себя:
– Ну… если это действительно необходимо, то можно перенести выезд на завтрашнее утро. Однако учти: в этом случае я весь вечер буду приставать к тебе с расспросами.
На это Геральт только фыркнул. Можно подумать, в пути она не стала бы приставать, раз так неймется!
– Как-нибудь перетерплю, – заверил он.
– Тогда пойдем, заодно покажу тебе гостевые комнаты.
Вот теперь Геральт встал быстро и охотно.
Жила семейка в огромном особняке недалеко от Центра, чуть в стороне от трассы на Одессу. К особняку прилегал гигантский парк без единой постройки – сплошь деревья да кусты, – где хозяйничала семья эльфов-егерей. Когда подъезжали, Геральт заметил из окна худого, похожего на камышину эльфа-подростка, почти невидимого среди ветвей какого-то особенно пышного куста. Вероятно, подросток был отпрыском егеря.
За парком отменно прирученных автомобилей наблюдал медноликий кобольд, у которого в подчинении ходили четверо помощников: орк, орковирг и двое людей. В доме тоже имелись слуги – живых десять, не меньше. Все это Геральт успел выяснить, болтая с орковиргом, помощником кобольда, пока ждал с прогулки хозяйскую внучку. Мать Синтии Геральту не светило увидеть – та пребывала в постоянных разъездах, а ее многочисленные любовники в доме не засиживались: их гоняла охрана папаши, регулярно наведывающаяся по дороге в Белую Церковь и обратно. Сам папаша (для Синтии, соответственно, дед) появлялся редко. Имени его Геральту так и не назвали, да ведьмак и не стремился его узнать.
До того как Синтия вернулась с прогулки, Геральт успел, как уже говорилось, поболтать с орковиргом-механиком, побродить перед домом и получить довольно странную эсэмэску от Ламберта.
«Удачи тебе и терпения», – гласила она. Геральт хотел было позвонить и поинтересоваться, что бы это значило, но, конечно же, передумал, поскольку эсэмэсками ведьмаки пользовались, только когда намеревались передать коллегам что-либо важное и не ждали ответа.
По дому шли долго, минут десять. Бесконечные анфилады залов, лестницы, коридорчики с дверями по бокам, снова залы… Комнаты для гостей, слава жизни, оказались нормального размера: всего квадратов тридцать, не больше. Геральт выбрал угловую, наверное, из-за необычной формы. Как раз в этом месте дом пророс неким архитектурным излишеством башенного типа, поэтому комната формой напоминала круг, в который уголком вклинился квадрат. Круглая часть имела сводчатый стеклянный потолок, высокий-высокий, и огромные окна. Потолок квадратной части комнаты отстоял от пола метра на три, а окон тут не было вовсе. Зато была кровать, низкая и просторная, полуприкрытая в головах дурацким балдахином с бахромой и рюшками. Еще в комнате имелись шкаф, стол, пара то ли больших тумбочек, то ли комодов-недомерков, четыре стула, два кресла, камин, две картины, изображающие пейзажи, и феноменальная люстра, описывать которую однозначно не стоило, так как любые слова показались бы блеклыми и невыразительными. Между комодиками располагалась дверь в ванную комнату, где, помимо квадратной, два на два метра, ванны и унитаза, нашлось также и биде. В этом приборе Геральт любил цинично мыть ноги и стирать носки, если, разумеется, вся сантехника была отдраена и сверкающа. Как, например, здесь.