*
Маленькая чехославатская машина весело летела, флиртуя с километрами дурацкой московской дороги. Оставленные открытыми, от большой любви ближнему, канализационные люки, перевернутые стоковые решетки, родные ухабы, выбивающие дух при приземлении не мешали полусотни лошадкам развивать скорость в 2,5 раза превышающую, скучные 60 км/ч. У всех людей есть способ самовыражения, который очень часто оказывается и способом снять стресс. Так некоторые, приняв боевые пол литра, лезут в драку, мысленно видя себя победителем Тайсона. Кто-то обожает бильярд, видя в нем чуть ли ни модель жизни. Возможно, найдутся люди, для которых помощь дрожащей у метро старушки десяти рублями снимет напряжение и даст ощущение благородства. Продолжать можно до бесконечности, сколько людей столько и способов. Я не люблю водить, меня бесит необходимость часами стоять в пробках, раздражают надменные куклы на машинах стоимостью в квартиру, душит ярость на угрюмых мордоворотов или сопливых подростков, игнорировавших такие с их точки зрения ненужные вещи, как включение указателя поворота. Если возникнет чрезвычайная необходимость научить священника ругаться матом или немого вылечить от безмолвия, посадите его за руль автомобиля в Москве и наслаждайтесь универсальной возможность русского языка емко и поэтично описать сексуальные пристрастия и родословную водителей, дороги, автомобилей и самого города, не забыв при этом власть страны. И я, никогда не ругающийся матом в мирской жизни, исключение составляет слово “сука” по мелодраматическим причинам, находясь в автомобиле, в одиночестве позволял себе такие геометрические фигуры, что мог бы посрамить не одну тюремную камеру. Но не это служило своеобразным выбросом накопившейся неуверенности, усталости и боли. Я, обожаю водить на бешеной скорости, играя машиной, как шахматной фигурой, чувствуя за каждым движением руля биение своего сердца, которое вопреки всем законам медицины и биологии, начинало замедлять свой ритм, стуча четко и ровно. Эта бесшабашная езда была только вступлением в психоз, в который я добровольно погружался. Включив громкость магнитолы на максимум, так что рев динамиков, пробивался сквозь продуманную звукоизоляцию автомобиля, а тело ощутимо содрогалась от вербального воздействия я, вторив музыке на пределе возможности человеческих связок, коверкая себе горло, ревел: – Я не узнаю себя назавтра, – Голос чужой в зеркалах не тонет, – В ожидании чуда, в никуда ниоткуда, – Для кого Иисус, для кого Иуда... Любой, ставший свидетелем самовыражения существа, в которое я превращался, решил бы, что человек не просто болен, а смертельно опасен. В гримасе, в которую трансформировалось лицо, оставалось мало человеческого, распахнутый зев рта исторгал не речь, но рык раннего зверя, не могущего ни издохнуть, ни принять вечную боль. Наверно я был болен, как любой человек в нашей стране, чувствующий, что происходит. Великая страна была растащена шакалами на удельные владения, в которых похотливые князьки насиловали остатки понятий честь, родина, патриотизм. Всех интересуют только бабло, учителей, врачей, политиков, даже церковь не смогла полностью закрыться от нашествия всепоглощающей жажды жрать все в приделах видимости. Мой друг журналист Эдик Лютнев, проводящий журналистские расследования часто “радовал” ведьмака очередной благородной выходкой залезть в карман социально незащищенного населения. – Представляешь, – возбужденно рассказывал, затягиваясь сигаретой на моей кухне Лютнев, – новая гениальная афера, какой-то шишки. Если беременная женщина встает на учет в консультацию до двадцатой недели, то государство выплачивает потенциальной маме сумасшедшие деньги, аж целых пятьсот рублей, на покупку всяких мелочей для малыша: памперсов, игрушек, сосок и т.д. Но это сокровище не выдается просто так, – Лютнев воздел указательный палец в воздух, – сначала надо оформить социальную карту москвича, которая сама по себе является хитом мошенничества начала века. Проходит три недели, и малоимущая допустим мама, хочет эти деньги снять. Тут ее поджидает веселый прикол. Государство считает, что ему видней, как надо потратить деньги, еще бы из своей же кровной мошны достали! Женщине предлагаются специальные магазины, в которых можно потратить виртуальные деньги. – В банковской сфере это называют прокачкой... – В самую суть, – подтвердил журналист. – Это еще не все, есть второй прикол. – Оказывается нельзя приобрести понравившуюся соску или игрушку, нет сестры женщины, не все так просто. Есть строгий перечень из просроченных, вредных товаров, который нужно быстренько впарить. Конечно, до кучи, на каждый товар есть санитарно эпидемиологическое заключение и сертификат соответствия. Хавай быдло и радуйся неслыханной щедрости. Магазин избавляется от ненужного товара, пользуется налоговыми льготами, помогая беременным, а умный дядька в думе реставрирует собственный замок в Англии. Вот такие дела творятся в монголо-славянском королевстве. Мой приходящий друг, бывший священник, разочаровавшийся в вере, дал очень точное определение тем процессам, которые охватили людей – нравственная педерастия. Всеми силами я стараюсь не думать о том, что твориться вокруг, концентрируясь на выполнении своей работы, но иногда, что бы ни сорваться, еду и ору, во всю глотку. А на встречу падала к ногам Московская ночь. Вот, махнул ручной зеброй, привидением выросший из-под земли, мелкий хищник, служитель культа полосатых палочек. Я дал по тормозам, проскочив фосфорицируещего, как моча в деревенском туалете ночью ДПСника метров на пятьдесят. Непорядок, я не стал дожидаться пока обрадованный, налоговый инспектор ночных дорог рысью подбежит к машине, врубил задний ход и резко затормозил, чуть не сбив радостного сотрудника ДПС. – Ты что творишь, твою мать! – заорал во всю луженую глотку, почуявший наживу паук. – Ты маму мою не трогай, кровосос, – веско сказал я. – И форма у вас товарищ инспектор дерьмо. Я бы такому Кутюрье не доверил коровам на вымя варежки вязать. Инспектор задохнулся от приступа праведного возмущения, сразу даже не нашлось слов, что бы заполнить весь вселенский вакуум, сдавивший многотонной ношей грудь доблестного сотрудника специального отряда дорожного патрулирования старшего лейтенанта Шлюхто. Многоэтажная конструкция должна была быть немедленно сконструирована, что бы снять груз с тела милиционера и рухнуть на этого наглого, не по машине ничтожного человечишку, когда две зеленые бумажки с грамотным американским рисунком, каким-то магическим образом оказались в руке лейтенанта. – Вы хоть не пьяный? – для отстраски спросил инспектор, повернувшись спиной к правильному автолюбителю. – Не пьяный, – подтвердил лучшие надежды я и добавил, – даже йод в аптечке есть. – Засранец, – не глядя, сказал сотрудник ДПС и, скорчив скептическую мину, пошел к своему пролетарскому рабочему Форду. Въехав в пределы садового кольца, я благоразумно решил сбавить скорость. Доехав до моста, не ушел в туннель, немного поднявшись вверх свернул на “малую Брестскую”. Проехав еще немного, повернул в переулок и остановился возле салона татуировок. Ни одно окно не горело. Но мастер ждал меня и даже проявлял нетерпение, мобильный телефон надрывался воем пропущенных звонков. Трубку поднимать я не стал. Заглушив мотор, посмотрел привычно на запястье, циферблат показывал три часа ночи.