*
Алан с наслаждением ударил Лису по лицу. На его удивление девушка, даже не вскрикнула, лишь плотнее сжала губы. Гигант улыбнулся, пожалуй, с этой шлюшкой, можно иметь дело. Он открытой ладонью хлестнул ей по носу, к его удовольствию девушка всхлипнула не в силах сдержать резкую боль. Маленькая капелька крови покатилась из носа и задумчиво застыла на нижней губе. Алан одной рукой схватил Лису за подбородок, второй грубо провел по губам. Не сводя с напуганной девушки глаз, кошкодер похотливо слизнул кровь, глаза Лисы расширились от ужаса, и она стала яростно вырываться, шипя, словно дикая кошка. Насильника это только подзадорило, в паху стало быстро нарастать возбуждение. Алан схватил Лису за шею, немного придушив, так что бы жертва могла только думать о воздухе и начал расстегивать ремень. Лиса стала дергаться еще активнее, пытаясь всеми силами вырваться, с ее перекошенных губ срывалось рычание, глаза бешено вращались. Алан расхохотался, его возбуждение от мысли, что он будет трахать женщину Геральта, захватило все его существо. Каждый мускул, каждый атом желал самку врага, и Алан не сдержался, низ живота напрягся, кошкодер, словно подросток первый раз увидевший обнаженную женщину, забился в мощном оргазме, даже не успев освободить плоть. Алан разжал кулак, чтобы не сломать шею девушки от неземного удовольствия, охватившего его. Лиса осела на пол, резкий приток воздуха ударил не хуже чем кирпич, и девушка потерла сознание. Огромная жизненная сила Алана почти мгновенно наполнила его чресла энергией. Кошкодер, ухмыляясь, стянул с себя штаны и подошел к прикованному наручниками к батарее Эдику. Одним движением он повернул его на живот и разорвал джинсы. Пальцы глубоко вонзились в ягодицы, причиняя боль и стыд, от которого нельзя отмыться. Избитый журналист не мог даже дергаться, только мычал, профессионально засунутый кляп не давал возможность попросить пощады. Алан с удовольствием вернул Лютневу возможность говорить. – Пожалуйста... – Чего? – Алан сильнее сжал ягодицы, от чего журналист ощутимо дернулся. – Пожалуйста,...не надо. У меня есть деньги, я все, что угодно...квартиру, дачу...подпишу. Пожалуйста, не трогайте меня. – Эй, сучка, – крикнул Алан Лисе. – Смотри, как я буду иметь твою подружку. Потом, сразу твоя очередь. Эй, смотри тварь, я кому сказал! Насильник отвлекся от мужчины и одним прыжком оказался возле, потерявшей сознание девушки. – Ну, уж нет, я не дам тебе испоганить мне весь кайф. Кошкодер схватил Лису и начал ее трясти, словно она ничего не весила. Девушку мотало из стороны в сторону, но на ее счастье сознание не возвращалось. Грязно выругнувшись, не желающий менять своих планов Алан, бросил ее рядом с Эдиком, схватил со стола вазу и пошел в ванну. Вернувшись, он вылил на Лису воду в надежде, что она придет в сознание. Девушка слабо застонала, чем привела начавшего остывать кошкодера в приподнятое состояние. – Ну что милая, – елейным голосом спросил насильник, – очнулась? Потерпи немного пока я ублажу этот кусок дерьма, обещаю, ты тоже сможешь убедиться, что значит настоящий мужик. Может тебе даже понравиться, наверняка понравиться. – Он убьет тебя! – с потрясающей уверенностью в своих словах произнесла Лиса. – Ты мертвец, а меня не интересует некрофилия. Для такого мелкого ублюдка как ты будет лучше повеситься в общественном туалете, где побольше вони, что бы замаскировать запах дерьма, которым ты весь пропитался, сволочь! Улыбка медленно сползала с лица Алана, меняясь на звериный оскал. Чудовищные бугры мышц вздулись, кошкодер стал походить на огромного жука. Медленно не сводя глаз с Лисы, он потянул за шею Лютнева и вдруг резко дернул, вмиг ломая позвонки. В реальности смерть никогда не наступает мгновенно, тело и сознание Эдика еще прожило несколько минут, что бы окунуться в настоящую пучину ужаса. Алан прижал безвольную голову журналиста к низу живота и заорал на раскрывшую от дикости происходящего рот девушку. – Сука! Ты поняла тварь! Тоже самое будет и с твоим сраным Геральтом. Я оторву ему башку на твоих глазах и буду трахать, а потом я заставлю тебя полюбить себя. Ты будешь моей рабыней, будешь выполнять все мои прихоти, ноги мыть и воду пить, будешь молить меня о том, что бы я взял тебя!!! Уяснила?!! Лиса плакала, закрыв глаза и зажав уши руками. Она практически сошла с ума, не в силах поверить в реальность происходящего. Чудовищная смерть журнаиста, глумление насильника потрясло девушку, уставший мозг из милосердия отказывался воспринимать разыгравшуюся трагедию. Алан, видя, что девушка не обращает на него внимания, с трудом поборол позыв разделаться с ней тут же. Войновский запретил. Закончив издеваться над телом Лютнева, насильник пнул Лису подъемом стопы, сломав ей мимоходом пару ребер и начал одеваться. Девушку от удара протащило пару метров, пока она не ударилась о стену. Кто-то свыше смирился над ней и Лиса, опять потеряла сознание Алан шел к своей мечте, к смерти Геральта.
*
Иногда лучше не брать телефон. Наверняка каждый испытывал похоже чувство, когда трель звонка не предвещает ничего хорошего кроме очередных проблем. И ведь знаешь, что не надо брать трубку, бывает неприятность обходит тебя стороной, если ты о ней не подозреваешь, есть даже целая теория невмешательства, которая гласит: если активно не вмешиваться в проблему, она решиться быстрее и самостоятельно. Теория, конечно на слух, страсть, как хороша, только жизнь не олимпийские игры, и если проигнорировать пистолет у виска проблема решиться вместе с твоей жизнью. Звонок всегда застанет тебя, выходящим из дома и естественно опаздывающим, но ты зачем-то уже закрыв за собой дверь, лихорадочно роешься в карманах ища потерянный до вечера ключ. Или звонок, поднимает тебя сонного первый раз в жизни уютно устроившегося на старом диване. А еще гадко тащиться к телефону, тащиться – даже если это радио трубка в метре от тебя, когда в блюдечке на табуретке уютно разложены бутерброды, налит чай, на полу стоит предусмотрительно захваченный чайник, вдруг еще захочется и лежит пакетик с конфетами, а телевизор начал показывать твою любимую передачу. И вот когда первый бутерброд надкусан, раздается назойливая трель. Но ты поднимаешь трубку... Звонок настиг меня, на вокзале, я собирался уехать на Кавказ, там в одном из горных аулов, у меня был небольшой дом, о котором не знал никто, даже родители. – Да, слушаю вас? – Геральт, – пауза долгая и всхлипывание. И сердце уже разрывается, от ощущения, предвкусия беды, так, что зубы начинают ныть. – Он убил Эдика, он... – рыдания понеслись в трубку, и гулкий стук мгновенно прекратил плач, а потом голос, который я сразу узнал, хотя слышал его всего раз в жизни. – Привет! – голос веселый, спокойный, словно на другом конце старый приятель. – Нам тут очень хорошо втроем, правда Эдик? Ой! – голос зазвучал озабоченно, – чего-то наш журналист молчит, наверно ему с отрезанной головой отвечать трудно, но, что за беда, я сам за него отвечу. Поторопись Геральт, мне кажется, твоя сучка скоро тоже не сможет отвечать, а мы пока немного пошалим втроем, правда куколка? – в трубке послышалась возня. – Эй, ведьмак? Чего молчишь-то? Будь, пожалуйста, более красноречивым, иначе мы тебя не дождемся. Из трубки раздался леденящий вой, Лиса умирала. Мои эмоции просто отрубило, словно кто-то добрый отрезал все чувства и нервы, что бы я, не сошел с ума. Только руки стали неестественно холодными и тело деревянным. Разлепив губы – тиски я ответил: – Я уже оплакиваю ее... – Правильно друг, приезжай, поплачем вместе, запоминай адрес...
*
Ведьмак Двойник сидел в приемной Василия Генриховича и ждал, когда куратор примет его что бы сдать отчет. Одетый в тонкие джинсы и черную майку, он выделялся среди других посетителей облаченных в дорогие костюмы от кутюр. Зато он не варился как рак в душной приемной; жара с улицы проникала по всюду, заставив сдаться кондиционеры. Ничего можно и по проще, это ведь не официальный прием. Около месяца назад по серой ветке метро, примерно в одно и тоже время с 18.00 до 21.00, у людей, когда они уставшие ехали с работы, кто-то начал похищать часть жизни, сначала понемногу, не больше минуты, но неведомый “тихий” вскоре вошел во вкус, откусывая по четверти часа. У каждого человека хоть несколько раз в жизни такое бывает, вы зачитаетесь и проезжаете нужную остановку, а то и две, полностью выпадая из реальности, иногда даже без видимой причины впадаете в какое-то меланхоличное или сонное состояние и несколько минут, словно стираются из вашей жизни. Потом вы уже не можете вспомнить, что было с вами секунду назад и чертыхаясь выходите на следующей остановке, что бы вернуться обратно. Знайте, эти минуты у вас украли, осознанно обворовав, может, лишив самого главного мгновения в жизни, потому что “тихий” не отрезает вашу жизнь с конца, он выдергивает самое лучшее, что может с вами случиться из любого отрезка будущего. И возможно именно этого ворованного мгновения вам не хватит, для того, что бы разорвать болотную петлю на вашей шее, сказать главное любимому человеку, сделать шаг в карьере, успеть на встречу, спасти жизнь. Найти и наказать “тихого”, такое задание дали Двойнику, но время с момента начала оперативных действий прошло еще совсем не много, поэтому странно, что куратор вызвал его с отчетом так рано. Или может дело не в этой истории с “тихим”? Свое прозвище Двойник приобрел благодаря двум обстоятельствам. Первое заключалось в том, что в бою Двойник стоил двух, а то и более ведьмаков, его тело, словно раздваивалось, и он начинал двигаться настолько быстро, что даже ускоренная мутагенами реакция сокурсников с трудом поспевала за его перемещениями и атакой. Второе обстоятельство вытекало из его имени, в миру ведьмака звали Николай Николаевич, сокращенно Ник-Ник, вот и получилось два Ника т.е. Двойник. Из монотонного ожидания вызова, его вырвал звонок по спецтелефону. – Геральт? – приглушенно удивился ведьмак. – Подожди я сейчас выйду в коридор. Двойник кивнул секретарше молодой красивой брюнетке, в этом вкусы куратора и банкира сходились, о чем конечно Николай знать не мог и вышел в холл. – Ты где? Хотя не отвечай это глупый вопрос... Здесь все на ушах стоят, по всему городу рыскают наши агенты. – Кто-нибудь из ведьмаков участвуют в облаве? – напряженно спросил Геральт. – Никто не согласился, – покачал головой Двойник. – Куратор лично настаивал на твоем уничтожении, но совет не поддержал, большинство за то, что бы обнаружить тебя и прояснить ситуацию. Ты даже не поверишь, какие обвинения выдвинул против тебя Василий Генрихович, тут и саботаж, и сговор с демонами, даже предположить не могу, как это можно осуществить, и убийство наших агентов, всего намешано на несколько смертных приговоров. – Ты в это веришь? – Ты что Геральт? Не обижай меня, – возмутился Двойник. – Все это очень странно особенно поведение Василия Генриховича он всегда считал каждого из своего выпуска сыном, теперь он открещивается от тебя как может и обвиняет во всех смертных грехах, даже не пытаясь делать в “таких” случаях общепринятые заявления что, дескать, мальчик просто ошибся и надо его спасать. Короче ты можешь спокойно прийти в офис, никто не будет рубить с плеча, будем разбираться, я в свою очередь от себя отправил сообщение о ситуации в Европейский офис, так на всякий случай в качестве страховки. – Спасибо! – искренне произнес Геральт. – Двойник, мне нужна помощь... – Погоди, – резко прервал его Николай. – Я сейчас на приеме у куратора, кажется, он меня вызывает, не выключай мобилу, сам все услышишь. Двойник, не выключая, убрал телефон во внутренний карман пиджака. – Можно? – спросил Николай, вернувшись в приемную. – Заходи, Он ждет, – кивнула всем телом секретарша, даже туфелька на ноге согласно качнула носом. Двойник толкнул дверь и оказался в темном предбаннике, почти все кабинеты больших начальников начинаются вот с таких темных тамбуров, маленьких неудобных и естественно первая дверь всегда пружинная, тугая, закрывается почти мгновенно, отрезая посетителя от мира, а вторая, которая ведет непосредственно к начальнику открывается на себя, что бы посетитель ничтоже, зажатый между теснотой и дверью, протискиваясь ужом почувствовал свою незначительность, мелкость. Словно из темной своей ничтожной жизни попадая в свет начальственного внимания. – Проходи Николай, присаживайся. Василий Генрихович сидел за овальным столом, перед ним лежали стопки бумаг и открытый ноутбук. Двойник огляделся, последний раз куратор вызвал его почти пол года назад, с тех пор почти ничего не изменилось, внешний кабинет (был еще и внутренний) все также поражал аскетизмом. Упомянутый выше стол, десяток стульев окружавших его и мягкое кожаное кресло на котором сидел куратор, вот и вся мебель, не считая одной единственной, примечательной вещи во всем кабине – литографии. В обычной деревянной раме, были изображены две черно-белые непрерывно рисующие себя руки. Картина была выполнена настолько искусно, что создавалось впечатление, будто кисти двигаются, водя зажатыми в них карандашами по белому холсту. Литография была авторской, раритетной, оттиск носил цифру восемь (перевернутую бесконечность) и автограф художника. Двойник, как зачарованный смотрел на рисунок, пока не почувствовал, что медальон на его груди – копия картины на стене, начал леденеть, а в кабинете повисла неловкая пауза. – Садись, – повторно сказал куратор, указывая на стул рядом с собой. Двойник сел и выложил перед собой флэшку. В такой форме было принято сдавать отчет. – Ну, рассказывай, что там у тебя? – потребовал куратор. Двойник окинул его быстрым взглядом. Выглядел Василий Генрихович не важно, всегда подтянутый стройный, весь будто сжатая пружина, он за последние несколько часов обмяк и выглядел если не стариком, то уж пожилым человеком точно. На свои официальные шестьдесят лет. Глаза куратора глубоко запали, дорогой костюм смялся, кожа лица пошла нездоровыми багровыми пятнами, седой аккуратно подстриженный ежик, как-то незаметно поредел, обнажая проплешины, но ведьмак знал, что это впечатление может быть обманчивым, Василий Генрихович был способен, если нужно и мгновенно мобилизоваться или даже специально напустить на себе неряшливый, нарочито слабый, усталый вид, сотни лет на посту главы московского ордена приучили его к ежедневной борьбе за власть. Поэтому Двойника не обманул вид куратора, Василий Генрихович зачем-то играл слабость. – Все по плану Василий Генрихович, приметы “тихого” установлены. Не сегодня-завтра я поймаю его с поличным и уничтожу... Куратор слушал плохо, все время поглядывал в ноутбук и кивал невпопад головой. ... – на флэшке все собранная информация, – закончил Двойник. – Молодец, – похвалил куратор. – Только давай не тяни, хватит “тихому” воровать чужие жизни. – Как скажите Василий Генрихович, я могу идти? Куратор оценивающее, словно что-то решая для себя, посмотрел на ведьмака и покачал седой головой. – Послушай Двойник, у меня к тебе очень серьезное дело, к которому даже слово деликатность неприменима, – Василий Генрихович, щелкнул пальцами, подбирая подходящий вербальный образ. – Здесь нужно особое понимание ситуации и верность, верность Коля, прежде всего ордену, – куратор резко резанул Двойника по глазам своим приникающим взглядом. Ведьмак почувствовал давление чужой воли и опустил глаза. – Ты знаешь, какая здесь у нас приключилась история? – В общих чертах. – Это хорошо Коля, что в общих, если свои не знают, то и враги пока ничего не пронюхали. Я давно тебя знаю, ведьмак Двойник ты настоящий боец, верный ордену и самое главное не подлый, ты трезво умеешь оценивать ситуацию, но всегда выберешь справедливость, даже если она противоречит целесообразности. Двойник кивнул головой, соглашаясь со словами куратора. – То что, я тебе сейчас скажу, не должно выйти из этого кабинета. Геральт... – многозначительно протянул глава ордена. – Вы ведь дружили? – Да не то что бы дружили, так приятельствовали. – Да? – удивился куратор, – а я полагал, что вы не разлей вода. – Что вы! – запротестовал Двойник. – Я его последний раз видел-то месяц назад в офисе. – Ну, тем лучше. Короче Коля, Геральт – демон. Да, да, ты не ошибся, не надо делать таких нарочито больших глаз и хлопать губами по щекам. Если эта история выйдет наружу, если в Европе узнают о том, что мы на своих глазах допустили прорыв инферно, репутация Московского ордена пошатнется, и нас ждут большие и очень неприятные перемены. – Понимаю... – Это хорошо. Демон в теле Геральта сейчас загнан, на него ведется охота, он не знает, что его сущность открыта, поэтому вполне естественно, что он попытается связаться со своими бывшими друзьями. Или уже связался? – атаковал резким вопросом куратор, не сводя глаз с лица Двойника. – Нет, – как можно тверже ответил Двойник. – Со мной он не связывался. Да и с какой стати? мы особо никогда не дружили. – Тем не менее, если он войдет с тобой в контакт, ты обязан локализовать его и передать информацию лично мне. Что бы, он не попросил, чего бы, не захотел, соглашайся. – Я все сделаю Василий Генрихович. – Не сомневаюсь Коля, иди... и помни, – остановил его шеф на пороге. – Ты можешь оказать неоценимую услугу ордену, а орден никогда не забывает своих братьев, никогда Двойник и в радости, и тем более в скорби. Никогда!