етает из моих Mateba-револьверов, каждая из них направлена точно в цель. Но Алан просто размазался, в воздухе отразив несколько зарядов клинком.
– Мелко, – говорит он, грозя мне пальцем. – Что паскуда, напрудил в штаны? Я вырву твое сердце через жопу и кину собакам, – огромные мышцы Алана грозно вздуваются, весь его вид выражает готовность претворить слова в жизнь. И это чудовище мне предстоит упокоить, и я дам ему покой!
Я иду на него, продолжая стрелять, на лице кошкодера легкая досада, но он должен двигаться, отвлекаясь на выстрелы.
– Твоя педерастическая натура явно перевешивает микроскопический мозг под медной тыквой, – заставляю себя говорить, скидывая пистолеты. Надеюсь, ты напоследок лишил какого-нибудь лишайного котенка девственности или опять не стояло?
Я стою перед ним без оружия и чувствую, как неуверенность легким дымом появляется в его глазах.
С влажным звуком, похожим на чавканье я снимаю меч со спины, клинок в крови, будто действительно отведал плоти хозяина.
И еле успел, увернуться, мощные удары эспадона, посыпались стальным градом, не давая даже шанса атаковать, несмотря на выпитые эликсиры, несмотря на школу ведьмачества Алан был, чуть ли не быстрее меня и его удары были настолько чудовищно сильны, что парировать было бы самоубийством. Если бы в его руках был обычный клинок, я бы не задумываясь, подставил свой меч под его верхнюю атаку, но он владел клинком не уступающим моему. К сожалению, больной мозг Алана не мешал ему быть великолепным бойцом, способным одним ударом отправить меня в миры, творимые подсознанием. Я с трудом сдерживаю чудовищный натиск монстра, экономя силы. Алан атакуют разнообразно, как и должен истинный мастер, не давая мне шанса ответить, причем курвиный сын нанося удары успевает довольно изобретательно оскорблять меня, я даже наверно зря поторопился обвинять его в отсутствии фантазии. Весь этот поток несправедливой брани, имел конкретную цель вывести меня из равновесия, заставив разозлиться и тем самым, подставиться под его удар. Глупо, мое равновесие и так умерло, когда голова Эдика, ударила меня по носу.
Его план начал удаваться самым стремительным образом, я начинаю злиться. Кроме того, я начинаю уставать, внешне презрительно улыбаюсь, понимая, что долго такой темп даже мне не вытерпеть. Алан же, кажется не только, не устает, но даже взвинчивает темп, что было совсем невероятно для человека, не прошедшего школу ведьмачества. Его дыхание ни на секунду не прерывается, словно, мне противостоит не извращенец убийца, пережравший анаболиков, а мастер меча, не уступающий моему учителю кен-дзютсу. Максимально убыстряю движения, выходя за пределы человеческих возможностей, если смотреть на нас со стороны, можно увидеть только размытые фигуры, пропадающие и исчезающие, как Пахуньчки. Последняя мысль застревает у меня в голове – Пахуньчик!
Подныриваю под его боковой удар, и впервые за этот бой, атакую, бью собаку насквозь в солнечное сплетение. Любой на месте Алана, даже наверно древний мастер буси-до не имел бы ни одного шанса. Прием, который я исполняю, можно предугадать, но парировать в момент исполнения невозможно. Убийца сумел. Все, что мне удалось это кончиком клинка пустить ему немного крови из несерьезной царапины, его же меч на обратном движении чуть было не срезает мне скальп. Алан смотрит на маленькое пятнышко крови на своем теле и внезапно улыбается.
– Как же здорово, что ты оказался лучше, чем все хлюпики, которых я прирезал. Я отрежу твою голову и буду трахать ее, глядя в мертвые глаза.
Алан хватает себя левой рукой за промежность, и я без удивлением вижу, что он быстро двигает рукой, удовлетворяя свою похоть. Меня деморализует его нечеловеческая способность уходить от моих самых лучших ударов, а сексуальная тяга к моей личности вызывает очередной приступ тошноты. Еле сдерживаясь, я вынуждаю себя рассмеяться, хотя до смеха было далеко:
– А ведь ты боишься...Первый раз в жизни... Ты даже не представляешь раб, что с тобой будет. Вся твоя сила, неистовость всего лишь рвение слуги, что бы услужить хозяину. Ты смерд, маленький запуганный, непонимающий, что творишь. Тебе приходилось иметь дело только с теми, кто слабее тебя, запуганными людьми и всегда с позиции силы, имея за спиной подельников, покровителей или сжимая в руке автомат.
– Ты сам раб! – прерывает он меня, яростно сверкая безумными глазами.
Я качаю головой и снимаю очки, поднимаю на него глаза, они светятся, ровным синим светом.
– У меня для тебя новость падаль – я не человек и сегодня я поиграю твоей головой...
Договорить Алан мне не дает, грязно ругнувшись, он в одно движение сближается, блокирует, своим мечем мой клинок, и наносит коварный удар, метя коленом в пах. Подставляю свое колено под его, в результате меня сильно отбрасывает назад, а искалеченная нога надувается тяжестью: надутый шар кожи в месте инъекции лопается, по ноге течет кровь. Не теряя, ни одного мгновения кошкодер, проводит сложный прием, целью которого разорвать мой кадык одним выверенным ударом, спасает пока только его тщеславие, Алану хочется расправиться со мной одним эффективным ударом, что бы сполна насладиться своим мастерством. Никогда мне не противостоял столь могучий противник ни в пространстве, ни в реальной жизни. Я знаю приемы, которые не знает убийца, но он быстрее меня, я могу противопоставить его звериному напору профессионализм школы, но он настолько выносливее, что формула: удача в длительном периоде проигрывает опыту, не действовала. Мне самому впору было уповать на удачу, но измученным телом, показываю уверенность. Я улыбаюсь ему одной из паскуднейших своих ухмылок и выполняю тоби-фумикоми из арсенала каратэ. Когда убийца атакует колющим ударом, я резко разрываю дистанцию, отбиваю клинок врага в положении лезвием вниз, и молнией выпрыгиваю ему на встречу, впечатав пяткой по подъему его правой ноги. Алан здоровенный детина весом под полтораста килограмм, но каким бы ты не был раскаченным монстром, когда сто кило живого веса помноженного на ускорение дробит пальцы, ни какие стероиды и воля не помогут. Я с удовольствием слышу его яростный крик, когда моя пятка с хрустом считает, количество его пальцев и тут же наношу, из неудобного положения слабый, но болезненный режущий удар, мечом слева вверх проводя быстро набухающую кровавую полосу от его живота до левого предплечья. Алан реагирует, молниеносно, бьет локтем по виску, хорошо, что реакции вколоченная в школе буквально кровавым потом не подводит, чудом я отклоняюсь, и его локоть задевает меня кончиком, от чего в голове быстро вырос царь колокол.
Мы стоим, враг напротив врага, яростно сверкая глазами. Алан похож на бога войны в этом момент могучий и несокрушимый явно не собирался сдаваться, а я откровенно опираюсь на меч и пытаюсь убрать из головы навязчивый звон. Левую ногу не чувствую, мельком смотрю вниз. Штанина насквозь мокрая, липнет к колену от меня стелиться кровавый след. Напрягаюсь, снимаю кровоостанавливающий знак, я почти не чувствую боли – сказывается действие эликсиров, но могу умереть от элементарной кровопотери. Что-то не так, знак не активизируется, пробую еще несколько раз, пока не замечаю ехидную усмешку на лице Алана.
– Не старайся, мой хозяин, – кошкодер издевательски выделил слово, – предвидел, что ты не будешь играть честно и дал мне гарантию.
Только сейчас я заметил на шее гиганта татуировку в виде раскрытой ладони, затянутой паутиной.
– Ничего это всего лишь царапина, – говорю я, почти теряя сознание, но перед внутренним взором встают двое неуловимо похожих мужчин.
Один абсолютно лысый, одетый в видавшие виды джинсы и кожаную куртку со множеством карманов. В руках у него помповое двуствольное ружье, а за спиной небольшой рюкзак, когда он перекладывает оружие в левую руку, и наклоняется ко мне, я замечаю причудливую татуировку, выполненную с таким же искусством, что и медальон на моей груди. На его лысой как футбольный мяч макушке, через весь затылок изображен экскаваторный ковш, хищно тянущийся к левому уху, где в странной позе присел человек.
Второй незнакомец казался старше из-за неестественно белых, длинных волос перехваченных на голове кожаным шнурком. Над плечами белоголового высились рукоятки мечей, он тоже был одет в кожаную потертую куртку только со шнуровкой. Мрачный образ довершали мертвые, немигающие глаза.
Я чувствовал необъяснимое сродство с этими опасными пришельцами, от которых веяло спокойствием и силой. Они протянули ко мне руки, когда я уже падал, и помогли удержаться на ногах. Белоголовый сдержано кивнул, а лысый даже улыбнулся краем губ.
Пространство мигнуло, странные гости пропали, оставив часть своей силы, вернув уверенность. Мне осталось только гадать о том, что это было.
Кошкодер проводит рукой по своему, мокрому, от пота и крови телу.
– Ты мой мертвый любовник сейчас будешь блевать кровью. Когда труп рухнет к моим ногам я трахну тебя, а потом найду твою бабу, – в этом момент голос Алана сорвался на визг. – Ей очень понравилось, чувствовать в себе настоящую мощь, она умоляла меня брать ее снова и снова.
– Что на фальцет перешел, наверно мошонка от страха съежилась? – я говорю отрывистыми фразами, пытаясь наглотаться воздуха впрок.
– Говори, говори труп, – Алан начинает двигаться и вращать эспадон нижним хватом. Кажется, разбитые пальцы совсем не причиняют ему неудобства.
– Пальчики не болят? – я вложил в этот вопрос максимум ехидства, и сам начинаю вращать катану вертикальной восьмеркой.
– Знаешь, я так сильно тебя ненавижу, что даже не хочется тебя убивать, как жаль, что нельзя раз за разом, вырвать тебе сердце, ну ничего твоя мертвая голова долго мне послужит, когда я выбью ей все зубы.
– Какой ты, однако, не логичный, – пожурил его я. – Зачем зубы выбивать? Боишься, что прикусит?
Не дожидаясь ответа, я сам резко атакую его в больную ногу. Алан подпрыгивает! И обрушивает на меня мощный удар двурушником, признаюсь, я растерялся, вместо того, что бы уйти от удара, я подставляю под него свой меч. Раздается треск, сопровождаемый снопом искр, мечи ломаются, причем я от силы столкновения падаю на спину, выронив, рукоять катаны.
Алан расхохотался, отшвырнув в сторону сломанный эспадон, он пытается пнуть меня ногой. Я уворачиваюсь и наношу одной рукой удар по его больной ноге второй в пах. Гигант, не содрогнувшись, отрывает меня от земли, поднимает над головой и с нечеловеческой силой швыряет в сторону. Пролетая, я успеваю с грустью подумать, что упаду далеко от мечей, и не смогу по- киношному воспользоваться в решающий момент сломанной, но смертельной сталью. Тем не менее, я легко группируюсь и не падаю, как мешок с дерьмом, хотя для Алана устраиваю маленький спектакль несколько раз стону и затихаю, что далось с большой неприятной легкостью. Я очень надеюсь, что убийца поверит моему беспомощному состоянию, а оно и является таковым, не уверен, что смогу самостоятельно встать, и не пойдет за обломками мечей, предпочитая добить меня голыми руками. Так и случилось. Алан идет ко мне неотвратимо, нисколько не боясь подвоха. Я взмыл в воздух, когда он своими лапищами хватает меня за шею и начинает трясти, как тряпичную куклу. Стоит большого труда, что бы удержаться и не схватить его рефлекторно за руки. Продолжая меня ненавязчиво душить Алан, приближает мое лицо к своей звериной в этот момент пасти, и плохо скрывая радость, с какой-то извращенной нежностью в голосе произнес:
– Ты не подох еще сученок? – Сейчас погоди, я тебе покажу, что значит настоящий мужик.
Он оторвал руку от моей шеи, продолжая удерживать второй рукой на весу мои сто килограммов. Я с удивлением понял, что он снимает с себя штаны, освобождая вздыбившуюся плоть.
Решив не рисковать, я собираю все оставшиеся силы и, открыв глаза, врезаю двумя пальцами в его левый глаз, погружая фаланги до костяшек. С диким ревом, который пришел, казалось со всех сторон, я чувствую, как моя шея, не справляясь с жутким напором, хрустит, несмотря на все внутреннюю энергию, направленную на поддержание крепости костей. Внезапно схватка ослабла, и я рухнул уже как мешок с дерьмом, лихорадочно пытаясь глотнуть хоть каплю воздуха. Я дышу, наполняя себя воздухом, желая вдохнуть весь мир разом, только бы погасить жуткое жжение в шее. Нечеловеческий вой не прекращается, не давая мне, сосредоточится на своей боли. Рядом, катаясь по земле, воет Алан, зажав окровавленное лицо обеими руками. Превозмогая просьбы своего тела, я пытаюсь подняться и не могу, ноги отказывались держать измученное тело. Тогда я встаю на четвереньки и ползу в сторону брошенной катаны. Перед глазами стоит кровавая муть, но я могу найти свой меч даже полностью лишенный зрения, для меня он ослепительно черная полоска металла. Путь, сопровождаемый криками Алана, наверно был самой длинной дорогой в моей жизни. Наконец я дополз до своего меча и опираясь на обломок лезвия, попытался встать. Руки дрожат, подламываются, я раз пять падаю в песок, прежде чем понимаю, тщетность своих усилий. Вдруг огромные холодные мурашки оккупировали мое тело, когда я осознаю, что звуки воя сменились лающей тишиной. Медальон уставший посылать мне сигналы об опасности лопается, коркой льда. Неловко извернувшись холодной ледышкой тела, я вижу, как огромная окровавленная туша падает на меня, вытянув скрюченные пальцы. Как во сне, когда тело увязает в киселе, я вытягиваю руку со сломанным мечом, стальной обломок пронзает сердце кошкодера, выйдя из спины причудливым черно-бурым цветком. Уже мертвое тело придавливает меня, вышибая остатки воздуха. Даже умирая, Алан успел нанести мне ущерб, ломая стальным лбом кости носа. Не в силах спихнуть с себя поверженного врага, я на несколько секунд, теряю сознание.