— А как так получилось, что после открытия перехода, остальные бойцы вмиг застыли, а ты нет? — заинтересовавшись этой подробностью, спросил я.
— Да это всё твой трофейный кусок хрусталя, он конечно меня от застывания на месте не уберёг, но в сознании почему-то оставил. А потом я с его помощью, попытался хоть чуть энергии тебе передать.
— А вот за это дружище Сева, уж точно большое спасибо — проговорил я, вспомнив те, немного чуждые, энергетические частички, которые пригодились в тот момент, когда мой поток силы взбрыкнул и наотрез отказался подчиняться.
— Сева, спасибо, ты всё правильно сделал — поблагодарил я друга.
— Да ладно, не за что. Ты вон походу вообще нас всех там спас — промычал Сева и отмахнулся. — Ген извини, но давай сегодня сам, а то мне сегодня в ночную смену дежурных ликвидаторов заступать. Завтра к обеду я снова появлюсь, принесу чего-нибудь нормального пожрать и ключи от комнаты в милицейской общаге, которую нам пару дней назад со скрипом, но выделили.
Как только Сева ушёл, я скинул больничную распашонку и посмотрел на себя в зеркало.
Когда говорят, что шрамы украшают мужчину, обычно имеют ввиду шрамик на лице, в виде небольшого рассечения или нечто подобное. Я же прямо сейчас смотрел на себя и понимал, что пока всё это добро полностью не зарубцуется, мне лучше на пляже не раздеваться, дабы не вызывать жалости у женского пола и не пугать маленьких детей.
Сейчас я походил на циркового подсадного, выходящего на представлении из зала, дабы ассистировать метателю ножей. Причём этот подсадной попался в руки не особо хорошему и явно пьяному мастеру метания, у которого к тому же был очень хреновый день.
Везде, где меня не прикрывал бронежилет, на молодом, мускулистое теле виднелись шрамы, характерного вида. Однако повсюду, кроме рассечённого золотым инструментом плеча, швы были недавно сняты. Кровоподтёки и синяки с лица тоже бесследно исчезли, да и если уж честно, то себя я чувствовал неплохо, а если вспомнить все повреждения, то даже и отлично.
Вдоволь отлежавшись в горяченной ванной и переодевшись во всё чистое, я перестелил кровать и едва усевшись на табуретку, увидел, как в палату заходит весьма довольный доктор Кац.
Ну что ж Геннадий, пожалуй, приступим — с порога объявил он и потёр ладони.
Во время процедуры, док явно куда-то спешил и потому сразу начал с приложения светящихся рук к разным, наиболее сильно пострадавшим частям тела. При этом он, не удержавшись, начал описывать мои повреждения.
— Да Геннадий, колючки это только пол беды. А вся беда проявилась, когда я начал таскать из вас мелкие осколки, уж тут работы у нас с Натальей сильно прибавилось. Особенно мне не понравились те две деревянные картечины, что я вытянул из вашего подреберья. Я как охотник с двадцатилетним стажем, могу заявить, не знаю, что там за дерево, использовал изготовитель картечи, но я вам скажу эти шарики точно не простые.
— И что в них необычного?
— Да всё. Во-первых, это дерево тонет как камень. А самое главное во-вторых, оно отпугивает животных. По крайней мере мой полосатый кот Матрос, едва их унюхал, забился под шкаф и угрожающе фыркал там до тех пор, пока я шарики из квартиры не унёс.
Пока док рассказывал о странных особенностях деревянных картечин, я вспоминал те болезненные попадания что терзали призрачную плоть моего боевого теневика. А ведь Кац прав, как я понял, обычное оружие призраку нипочём. Повредить призрачную плоть могло только нечто похожее на те когти вампирши. Кроме этого воспоминания о той рукопашной схватке с пиндосским спецназовцем, мне тоже не понравились. Ведь судя по повреждениям, которые, я ему наносил, он должен был окочуриться несколько раз, но вместо этого здоровенный детина пёр до конца, пока когти при падении не пробили ему череп насквозь.
Обдумывая всё это, я внезапно вспомнил вопрос, который крутился у меня в голове, когда во время операции док рассказывал про свойства шипов.
— Артём Обрамович, а подскажите мне пожалуйста, откуда вы так много знаете о тех гребаных шипах — наконец задал я, вертящийся на зыке вопрос.
— Так всё очень просто. Во время одного из вызовов в морг научного центра, я извлёк из полностью высушенного трупа девушки, около двадцати вполне активных шипов, и именно тогда по секрету мне рассказали откуда они берутся. А уже через месяц, я обнаружил семь точно таких же шипов в том студенте университета имени Патриса Лумумбы, что умер в этой палате уже при вас.
Объяснения дока ещё больше распылили моё любопытство, ибо нюх мента тут же взял след.
— А я запамятовал, откуда именно привези того студента, вы мне случайно не напомните? — не желая мешать инстинкту, поинтересовался я.