После, оказавшегося мягким, нагоняя, я немного успокоился, неожиданно осознав, что местное правило стоять за своих вполне действует.
Правда уже на следующий день, рано утром, Кремень отвёл нас в Ленинскую комнату, и сразу опустил с небес на землю.
— Ну что товарищи комсомольцы, расклад намечается такой. Пока Гена отсыпался после своих похождений в музее, в полку ППС начался тихий кипишь.
— Что, наверняка Каратист? — спросил я, сразу поняв откуда дует ветер.
— Он самый. Несмотря на подписки о неразглашении, этому козлу всё неймётся. Правда одного я не понял, когда ты ему успел дорогу перейти и чем таким насолил?
— Наверное взаимная антипатия, на почве оказания знаков внимания, одной рыжей особе — почти честно ответил я
— Я не понимаю, и когда ты всё это успеваешь? — не сдержавшись, проворчал Кремень. — Короче так, ловелас хренов, Каратисту в секретной части, после того как он подал рапорт, быстро заткнули пасть, но он не унялся и решил попробовать достать тебя по комсомольской линии. А насколько я знаю в комсомольском комитете полка, у него есть друзья, так что тебя точно вызовут на проработку. А повод они найдут ты не сомневайся, тем более информация о твоём залёте с пьянкой и дебошем, находится в открытом доступе. Так что смотри, если они выпрут тебя из комсомола, сам понимаешь, чем это может грозить.
— Ничего, разберусь — отмахнулся я, отлично понимая, что неприятности всегда идут чередой. А проблема с комсомолом, на фоне других, не казалась такой уж неразрешимой. — А что там с остальными моими делами?
— Пока ничего, твои действия разбирает тот, кому положено. Но насколько я понимаю, если та информация что ты дал подтвердится, больших проблем не возникнет.
— А насчёт музейных фокусников, нет ничего нового?
— Это закрытая информация. Так что дятлы из оперчасти нам всё равно ничего не расскажут — проговорил Кремень и сморщившись, покачал головой, явно показав этим, что пока всё глухо.
— Особый отдел расследований, какие-то они там все странные. Не понимаю, как рота вообще с ними координируется? — спросил я, ибо общение с наезжающими операми мне совсем не понравилось. Я реально хотел с ними поделиться кое-какими идеями по поводу происходящего, но почувствовал, что этого точно не стоит делать.
— Координации с операми и следаками, особого отдела, у нас почти никакой. Даже командиру роты они не подчиняются, ибо как выяснилось недавно, их нахождение здесь курируют из самого КГБ. Да что там говорить, из-за этого даже майор Нечаев, командир всех сводных команд ликвидаторов с этими дундуками старается не связываться.
А вот это мне не понравилось. Получалось что вместо совместной работы, вырисовывается строгое разделение, создающее эффект испорченного телефона.
Следующие двое суток я восстанавливался, выбираясь из роты только на утреннюю пробежку и в спортзал. И всё это время я гонял в голове все известные мне факты, соединял так и этак события, и постепенно начал приходить к выводу, что нечто важное, мною доселе не замеченное, лежит прямо на поверхности. И разглядеть это нечто мне мешает запылённость взгляда.
В итоге я постепенно пришёл к тому что частью инфы должен поделиться с Севой, ибо без помощи друга разобраться будет сложнее. И как раз на третий день появился нужный повод для разговора вне расположения роты, получение денежного довольствия.
Когда начфин отсчитал мне в канцелярии роты цельных 144 рубля 80 копеек, то я очень удивился. В роте мы пробыли меньше недели, и за что на нас свалилось такое богатство, не понимал ни я ни Сева. А спросить мы не решились, потому что отлично знали, денег нам точно не добавят, а понять, что в финансовой части обсчитались и отнять по сотне, точно смогут.
В результате было принято решение выйти в город, и кое-что срочно потратить на мороженное с пивом. А уже после обеда, предварительно отпросившись у капитана Кремнёва, мы отправились гулять по столице нашей родины.
В результате побродив с часок по ближайшей парковой зоне, мы благополучно припарковались в летнем кафе, носящем поэтическое название «Юность». А затем под звучащую из колонок, песенку «Красной Шапочки», Сева заказал себе десяток пирожных картошка, четыре гранёных стакана любимого томатного сока с солью и огромную вазочку мороженного пломбир, с посыпкой из шоколадной крошки. Я был поскромнее, но в солнечный, летний день не отказался, от ледяной бутылки газировки «Буратино», пломбира в вафельном стаканчике и пары эклеров.
Потратив на всё про всё, четыре рубля с копейками, мы уселись на улице под зонтиком. Тут я решил до начала разговора, позволить Севе налакомиться вволю, при этом и сам с удовольствием приобщившись к сладким произведениям советской пищевой промышленности.
И по ходу дегустации я снова ощутил, что воспоминания меня не обманывают. Всё было вкусным и именно таким как я помнил. А мороженное так и вовсе легко превосходило, все те подделки, что я хоть и редко, но пробовал после девяностых.
Я сидел, рассматривал кажущихся светлыми Советских людей и долго не решался начать сложный разговор с Севой. А когда я наконец решился, мой друг всё понял, и перестав жевать, уставился на меня.
— Сева, а что бы ты сказал, если бы узнал, что в той шестнадцатиэтажке, нас с тобой специально поджидали? А та аномалия, из которой ты меня вытащил, материализовалась там не просто так?
— Не понял. И кому вообще, пришло бы в голову такое устраивать? — пробурчал Сева и одним глотком отпил полстакана томатного сока.
— Как кому? Ну, например, нашим друзьям товарищам.
— Антоше с Дипломатом? — проговорил здоровяк и явно напрягся. — А им то это зачем? Да нет, Ген — это полный бред.
Сева покачал головой.
— Дружище, а ты уверен, что это такой уж и бред? — Каждое слово давалось мне с трудом, но я отлично понимал, что рано или поздно этот неприятный разговор неизбежен состоится, так что я продолжил. — Представь, что бы произошло, если бы мы тогда просто выпили и разошлись? Мы бы с тобой отправились в общагу, а ребятки по домам. Не кажется ли тебе что тогда, одно из двух престижных мест на спец факультете в институте КГБ, досталось именно мне? А кому-то из них пришлось бы строить карьеру милиционера в МВД СССР.
Сева призадумался, и в этот момент я увидел, как наполовину заполненный стакан томатного сока, который он по-прежнему сжимал, начал покрываться инеем, а затем и вовсе красно-оранжевая жидкость начала вспучиваться, выпирая из себя острые ледяные кристаллы.
— Да нет — наконец промолвил он, и заглянув в заледеневший стакан, отодвинул его в сторону. — Связываться с некими потусторонними силами? Да у них точно не имелось такой возможности.
— У них конечно нет, а вот у их высокопоставленных родственничков хватает и связей, и ресурсов, чтобы подобное организовать.
— Но зачем им это? Просто из-за места в институте КГБ?
— Да нет Сева, тут нужно копнуть поглубже. Скорее всего наших друзей использовали и кстати, как я понял, продолжают это делать до сих пор. Правда, как это не прискорбно, но это не отменят тот факт, что они точно в курсе происходящего. Теперь я точно уверен, меня зачем-то хотят убрать с игровой доски любым доступным методом. Сева, ты помнишь тот хрустальный трофей, что ты каждую ночь достаешь из моего рюкзака и подолгу рассматриваешь. Так вот я нашёл его, когда победил посланного убийцу и выбрался из весьма опасной аномалии, в которую влетел в Московском Метрополитене. Кстати её частичку ты видел на той стороне ледяного портала. А ещё тот тёмный в музее, ведь он узнал меня и растерялся. А это значит, что я реально перешёл дорогу кому-то весьма влиятельному.
— Ген. А может ты слишком загоняешься? После тех событий что произошли с тобой за короткий срок, ты накрутил себя. Сам пойми, если ты и стал фигурой на подобной игровой доске, то она эта твоя фигура, такая маленькая, что её навряд ли заметят, те на кого ты намекаешь.