Не встреть я его тогда, не вступи с ним в конфликтный разговор, гляди, и не было бы у меня никаких проблем. А теперь они появились, и их нужно решать, притом основательно, вспомнил я американца – большого «любителя» российского искусства.
– Что ж, – сказал я, поднимаясь, – за угощение спасибо. Шикарный стол. Теперь с меня причитается. Приезжай как-нибудь, порыбачим вместе. Только без телок! В мужской компании гораздо приятней.
– Обязательно приеду! – горячо откликнулся совсем повеселевший Чиж. – Как только немного раскручусь, так и… Но вы уж извините, что на данный момент ничем не могу вам помочь. Какое-нибудь другое дело сварганить – с дорогой душой. Только свистните.
– Буду иметь ввиду. Да, еще одно. Мне нужен на часок компьютер с выходом в Интернет. Где я могу найти?
– Господи, какие проблемы!? Это как два пальца… пардон. Я тут недавно открыл Интернет-кафе, аппаратура новейшая, так что милости прошу. Не волнуйтесь, вас туда отвезут. Керя!
Керя нарисовался в кабинете, будто проявился на фотографии – из пятна, почти бесформенной кляксы, быстро превратился во внушительную фигуру с бычьей шеей. Похоже, он стоял в приемной, под дверью кабинета, со столом в руках – на всякий случай.
– Керя, отвезешь Иво Константиновича в Интернет-кафе. И пока он будет работать на компьютере, чтобы там не было ни одной шавки! Понял?
– Ну… – Керя взглянул на меня исподлобья.
Наверное, он до сих пор не может сообразить, как это я смог в свое время так быстро его отоварить. Его, крутого донельзя парня.
Пацан… Меня учили не просто бить, а убивать. И скажи спасибо свой фортуне, что тогда она над тобой сжалилась.
Глава 16
Вопреки похвальбе Чижа, Интернет-кафе было так себе. Элементарный сарайчик, которому сделали евроремонт.
О, эти наши евроремонты! Без слез на них не взглянешь.
Считается, что если ты наклеил импортные обои, поставил металлопластиковые окна, двери из прессованного картона и прицепил примитивный подвесной потолок, то твоя совковская хаза, где все комнаты узкие и прицеплены друг за дружкой «вагончиком», сразу же превращается если и не во дворец, то в виллу какого-нибудь крутого западного буржуя – точно.
Так было и с Интернет-кафе. За одной разницей – аппаратура и впрямь оказалась не из худших. А все потому, что невыгодно сейчас ставить компьютеры поплоше. Через год-два их придется менять, так как разные электронные штуки очень быстро устаревают.
Несмотря на мои протесты (правда, слабые), Керя выполнил приказ Чижа без колебаний. Пацанов и парней постарше будто ветром сдуло, едва он молча указал всем на выход. Орднунг, подумал я по-немецки. Порядок. Что-что, а порядок наши «новые» и «новейшие» сумели наладить на своих предприятиях.
Никуда не денешься, звериный оскал капитализма, как говаривали первые энтузиасты разрушения устоев общества поработителей…
Монаха Авеля я нашел быстро. Все-таки, какая великолепная штука эта современная техника! Ткнул пальцем в кнопочку – и наслаждайся информацией, которую в прежние времена можно было откопать разве что в центральной московской библиотеке, и то если у тебя был спецдопуск; к тому же, ты мог потратить на ее поиски месяца два.
Некий С.А. Нилус писал, ссылаясь на рассказ монаха из Оптиной Пустыни, с которым он разговаривал 26 июня 1909 года: «Во дни великой Екатерины в Соловецком монастыре жил-был монах высокой жизни. Звали его Авель. Был он прозорлив, а нравом отличался простейшим, и потому, что открывалось ему духовное око, то он и объявлял во всеуслышание, не заботясь о последствиях. Пришел час, и стал он пророчествовать: пройдет, мол, какое-то время, и помрет царица, – и смертью даже указал какою. Как ни далеки были Соловки от Питера, а дошло все-таки вскорости Авелево слово до Тайной канцелярии. (Понятное дело, подумал я. На каждого Авеля обязательно найдется хоть один Каин. Это аксиома). Запрос к настоятелю, а настоятель, не долго думая, Авеля в сани – и в Питер. (Большим любителем был этот монах кататься за казенный счет, опять мелькнула у меня мысль. Из нашей глухомани, если верить Кондратке, его тоже под конвоем провожали). А в Питере разговор короткий: взяли и засадили пророка в крепость… Когда исполнилось в точности Авелево пророчество, и узнал о нем новый государь Павел Петрович (через князя Куракина; чай, хотел выслужиться князюшка, мелькнула в голове мерзкая мыслишка), то, вскоре по восшествии своем на престоле, повелел представить Авеля пред свои царские очи. Вывели Авели из крепости, и повели к царю.
– Твоя, – говорит царь, – вышла правда. Я тебя милую. Теперь скажи: что ждет меня и мое царствование?
– Царства твоего, – бесстрашно ответил Авель, – будет все равно, что ничего: ни ты не будешь рад, ни тебе рады не будут, и помрешь ты не своей смертью.
Не по мысли пришлись царю Павлу Авелевы слова, и пришлось монаху прямо из дворца опять сесть в крепость. Вот и верь после это большим начальникам. Дело знакомое…
Им думается, что они держат ответ только перед Господом, а потому начальственное слово не стоит выеденного яйца. Сам дал, сам и забрал его обратно. Своя рука – владыка. Что касается совести, то эта нравственная категория в высших сферах не котируется.
Но след этого пророчества сохранился в сердце наследника престола Александра Павловича. Когда сбылись и эти слова Авеля, то вновь пришлось ему совершить прежним порядком путешествие из крепости во дворец царский.
– Я прощаю тебя, – сказал государь. – Только скажи, каково будет мое царствование?
– Сожгут твою Москву французы, – ответил Авель.
И опять из дворца угодил в крепость. Москву сожгли, сходили в Париж, побаловались славой… Опять вспомнили об Авеле и велели дать ему свободу. Потом снова о нем вспомнили, о чем-то хотели вопросить, но Авель, умудренный опытом, и следа по себе не оставил; так и не разыскали пророка.
(Надо же, поумнел страстотерпец! А мог бы и раньше сообразить, что нечего с царями связываться. Умишком-то мужик явно был не обижен)».
На этом Нилус свое повествование закончил, а я жадно припал к другому источнику информации. Из копии следственного дела 1796 года я узнал, что крестьянин Василий Васильев (так в миру звали пророка) родился в 1757 году в деревне Окулово, Алексинского уезда, Тульской губернии (между прочим, в день Иова Многострадального), а умер в суздальском Спасо-Евфимиевском монастыре в 1841 году. До монашества был коновалом.
(Нет, точно, лошадь весьма благотворно влияет на человека, вспомнил я еще одного долгожителя Зосиму и его Машку. И Авель, и мой добрый друг от долгого общения с лошадьми приобрели философическое направление характера).
С юных лет Авель начал странствовать по Руси. В 1785 году Авель принял постриг в Валаамском монастыре, где и получил свое монашеское имя, но предпочел жить отшельником. Будучи насельником Николо-Бабаевского монастыря, что в Костромской епархии, составил первую свою книгу пророчеств. В ней же он написал и о царской фамилии.
За свою долгую жизнь Авель просидел в тюрьмах за свои предсказания 21 год. (Ни фига себе! А говорят Сталин был зверь – лагеря, этапы, пересылки и все такое прочее… Цари-батюшки тоже, оказывается, были не такими уж сусальными, как нам теперь втюкивают в головы новоявленные монархисты).
Его сажали в казематы и просвещенная Екатерина, и Павел-самодур, и Александр I, свойский мужик, не дурак выпить, рубака и победитель французов, и Николай I, который уже мог бы убедиться, что Авель – честный человек и всегда пророчествует чистую правду. В общем, святой человек.
Ан, нет. Оказывается, святым самое место в тюрьме. Чтобы не смущали своей правдой глупый народ. Высшую правду должны знать только верхнюки-главнюки. Так сказать, последняя инстанция перед божественной канцелярией.
Ладно, катим дальше…
Ага, вот. По-моему, то, что мне и нужно. Оказывается, многострадальный Авель недолго хранил молчание. Он что-то там напророчествовал и в царствие Николая Павловича. Который, как видно из указа Синода от 27 августа 1826 года, приказал изловить Авеля и заточить его для смирения в Суздальский Спасо-Евфимиевский монастырь. Во как!