Меч снова взметнулся в воздух — и левая рука присоединилась к правой. Барди забился в конвульсиях, пытаясь отползти, оставляя за собой кровавый след. Но далеко уйти не смог. Я методично отсек ему ноги, одну за другой, чуть выше колен.
Его тело содрогалось в беззвучном крике. Без языка он мог только хрипеть. Но я не собирался его убивать. О нет — смерть была бы для него слишком легким наказанием! Быстро наложил кровоостанавливающие чары — пусть живет. Пусть помнит. Колдовство вызвало огонь, и я прижег раны. А Барди все это время плакал от ужаса и дикой боли.
С Айварсом я тоже расправился не спеша. Он уже пришел в сознание и полностью осознавал происходящее. В его глазах плескался первобытный ужас, когда я методично превращал его в беспомощный обрубок. Язык я вырвал первым делом — не хотел слышать его мольбы или оправдания.
Затем настала очередь конечностей. Одна за другой, они отделялись от тела под аккомпанемент влажных хрустов и чавкающих звуков. Кровь заливала все вокруг, но я старательно поддерживал их жизнь магией. Они должны были жить. Жить и помнить цену предательства.
Закончив с этими двумя, я тщательно обыскал дом. Нашел их кошели, около двадцати тысяч золотом. Неплохо… Забрал все их пожитки, оружие, припасы. Потом вернулся к телу Велькнута. Обшарил карманы, нашел карту и еще немного золота. В общей сложности набралось больше пятидесяти тысяч — неплохая компенсация за предательство.
Я бросил последний взгляд на изувеченных предателей. Они лежали в лужах собственной крови, еще живые, но уже не представляющие никакой угрозы. Беспомощные обрубки, которым предстояло прожить еще много долгих, мучительных часов…
В сарае меня ждала тяжелая картина. Лилия, все еще дрожащая, сидела в углу, завернувшись в какие-то тряпки. Ее глаза были пустыми, невидящими. Она слегка покачивалась взад-вперед, обхватив себя руками. Рурик хлопотал над Цаплей — парень все еще был без сознания, но дышал ровно. Кожа, еще недавно совсем белая, теперь приобрела какой-то землистый оттенок.
— С тобой все в порядке? — спросил я ведьму.
— Я… Там… Они… — бормотала она. — Не успели… — выдохнула. — Вы спасли меня снова!
— Вот… — я высыпал на сено горсть золотых монет. — Здесь около пятидесяти тысяч. Рурик, отнеси их той женщине, что приходила к Лилии. Ей пригодится… чтобы начать новую жизнь.
Старик понимающе кивнул и исчез за дверью. Я присел рядом с Цаплей, и осторожно коснулся его лба. Жар… Начиналось воспаление. Я синхронизировался с его источником — слабым, едва теплящимся. Внутреннее лечение требовало времени и сил, но выбора у мня не было — парню нужна была серьезная помощь.
Закрыл глаза, погружаясь в целительный транс. Элемент тёк сквозь меня в измученное тело Цапли, восстанавливая поврежденные ткани, борясь с инфекцией. Я чувствовал, как его организм откликается на лечение. Вот только очень уж медленно.
Лилия немного пришла в себя и начала мне помогать. Принесла воды, смочила губы раненого. В ее движениях чувствовалась механическая отрешенность, словно она действовала на рефлексах, не до конца осознавая реальность.
Вернулся Рурик, застыл у порога.
— Она плакала, — сообщил он. — Говорит, что теперь сможет выкупить свою дочь из борделя в городе.
Я молча кивнул. Затем сделал знак Рурику, и мы принялись сооружать носилки для Цапли. Взяли крепкие жерди и связали их полосками ткани, сверху постелили одеяла. Получилось грубовато, но достаточно удобно для транспортировки раненого.
— Я изучил карту, — сказал Рурик, расстилая ее на полу. — Нам нужно идти на северо-восток. Там есть проход между скал, он выведет нас прямиком к Изнанке…
— Интересно, кто мог назначить за меня такую цену? — пробормотал я задумчиво, глядя на карту. — Двести тысяч… Виктория? Или все-таки барон Рэйскрофт?
— Думаю, это мы скоро узнаем, — хмыкнул Рурик. — Но сначала надо выбраться отсюда. Метель усиливается.
Он был прав. Снаружи выл ветер, швыряя в окна целые горсти снега. Видимость падала с каждой минутой, но выбора у нас не было — нужно было уходить как можно дальше отсюда…
Мы вышли в метель, и она встретила нас во всей своей ярости. Ледяной ветер хлестал по лицам, словно плеть, забивал рот и нос колючим снегом. Видимость упала до нескольких шагов. Белая пелена окутала все вокруг, превратив мир в призрачное марево.
Я с трудом различал фигуру Рурика на другом конце носилок. Старик двигался уверенно, несмотря на тяжесть ноши и порывы ветра, норовящие сбить нас с ног. Но его опыт был заметен в каждом движении. Он очень умело выбирал, куда поставить ногу, как наклониться против ветра…