Варна покачала головой. Ей семь лет, конечно, она ничего не понимала. Но Мстислав старался говорить так, чтобы она поняла его; не хотелось признаваться, но ей это было приятно. Мама никогда ничего не объясняла, просто говорила, что́ делать, а батюшка больше молчал. Только бабушка была добра к ней, но она слишком рано ушла в Навь.
– Остальных тоже бросили? – спросила Варна.
– По большей части. – Мстислав кивнул. – Кто-то лишился родителей из-за болезни, от кого-то отказались, а кто-то сам сбежал. Так или иначе, теперь все они – твоя семья. И мы тоже. – Он указал на себя пальцем, будто она совсем глупая. – Перестань хотя бы драться с ними.
Варна пожала плечами, давая понять, что подумает об этом. Непонятно, откуда в ней взялось столько дерзости – дома ей стоило большого труда даже взгляд от пола оторвать. Варна не смела перечить родителям, делала все, о чем просили, потому что она – старшая, «потому что она должна» – так говорила матушка.
– Можно нам уже подняться? – раздался из прохода в полу голос одного из мальчишек. Мстислав жестом подозвал их.
Помимо Варны, на попечении церкви находилось шестеро детей, все старше нее, но ненамного. Четверо мальчишек и две девочки. И все косились на нее с подозрением.
– Варну следует крестить, – объявил Мстислав.
По ее спине побежали мурашки. Что это значит? Почему-то в голове возникло ужасное предположение, что крещение – это распятие. Придется провисеть несколько дней на кресте, как их странный Бог, с гвоздями в стопах и ладонях.
Она расплакалась.
– Солнце только встало, а ты уже детей до слез доводишь? – В зал поднялась Нина. – Что тут творится?
– Варна не хочет креститься, – с готовностью сообщил один из мальчишек.
– Вы тоже не хотели, – напомнила наставница. – Чего ревешь?
Теплая рука коснулась подбородка, Варна подняла взгляд. Нина смотрела на нее с любопытством.
– Ну? – нетерпеливо потребовала ответа наставница.
– Это ведь больно! – выкрикнула Варна. – Можно мне не креститься?
Краем глаза она заметила, как переглядываются дети. Мстислав тоже выглядел озадаченным.
– Мы погрузим тебя в воду и…
– Топить будете?! – взвизгнула Варна и вырвалась из рук Нины.
– Дикарка, – фыркнул один из мальчишек.
– Данияр! – громко оборвал его Мстислав.
Но Варна уже бежала на темноволосого мальчишку, готовая дать ему отпор. Если позволить над собой насмехаться, то так и останешься никем, и играть тебя звать не будут, и мнения твоего не спросят! Она сшибла его с ног, ударив головой в живот.
– Варна! – в один голос выкрикнули Нина и Мстислав.
Но она ничего не слышала из-за шума крови в ушах. Кто-то попытался оттащить ее, но она вцепилась в волосы противника изо всех сил и не собиралась сдаваться.
– Как была дикаркой, так и останешься! – выкрикнул Данияр, извивавшийся под ней. – Блаженная!
Тут чей-то кулак врезался в его скулу – и мальчишка заскулил. Варна уставилась на Дария, на лице которого застыла мрачная решимость.
– Сам ты дикарь! – выпалил он.
– Сколько будет продолжаться этот шум?!
Сильные руки оттащили Варну от жертвы, незнакомый мужчина поднял ее над полом, хорошенько встряхнул и сказал:
– Я научу тебя послушанию розгами, если ты продолжишь избивать наших детей. Тебе понятно?
Она сжала зубы и не ответила.
– Отведите ее к реке. Нельзя допускать ее к молитве, пока она некрещеная, – велел мужчина. – Дарий, – он поманил его к себе, – пять ударов по ладоням.
– Но… – начал было мальчик, но мужчина перебил его:
– Не смей спорить со мной. Ты ударил брата.
– Но защитил сестру! – заявил Дарий.
Взрослые переглянулись. Нина пожала плечами, мол, в словах мальчика есть смысл.
– По два удара каждому. Тебе, – мужчина указал на Дария, – ей и Данияру.
Дарий кивнул, как кивают взрослые, с чувством полного понимания и смирения. Он поправил косоворотку и подал руку лежащему на полу Данияру. Тот нехотя принял ее и встал.
Им не дали позавтракать, даже помолиться не дали, сразу вывели из церкви и отправили вниз по склону, к реке, о которой говорил Тихомир, – так старшие называли незнакомца с печальным лицом.
Варна шла рядом с ним, понурив голову. Похоже, сегодня ее не повесят на крест, но что тогда? Попытаются утопить? Будут держать под водой, пока она не уверует в Бога? Как бы то ни было, соврет, скажет, что поверила, а сама будет верить в старых богов. «Ничего эти люди не понимают, не ведают, – так говорила бабушка. – Их глаза закрыты, они не желают видеть мир Прави, чужой Бог заставил их сойти с тропы предков».
Река оказалась мелкой и узкой, такую и вброд перейти можно. Варна остановилась недалеко от воды и обняла себя руками, чтобы защититься от колючего ветра. Скоро зима, вот-вот осень перестанет быть ласковой, на землю упадет первый снег, жизнь в деревнях замедлится, ребятня будет каждый день кататься на деревянных ледянках. А что станут делать сироты из церкви? Им позволяют играть или они только и делают, что молятся?
Тихомир снял плащ – под ним оказалась белая рубаха и такие же белые штаны. Он поманил Варну к себе, а она ни шагу не сделала, будто к земле приросла. Не потащит же он ее в воду силой?
– Иди. – Дарий подтолкнул ее в спину. – Это не больно.
– Точно? – Она недоверчиво посмотрела на него.
– Трусиха, – прошептал Данияр, за что получил тычок под ребра от рыжеволосой девчонки.
– Ты не сможешь остаться на святой земле, если продолжишь поклоняться старым богам, – тихо сказал Дарий. – А идти тебе некуда.
– Но я и вашему Богу поклоняться не хочу.
– Потом поймешь, – пообещал Дарий.
Идти ей и впрямь было некуда, вряд ли родители обрадуются, увидев ее на пороге. В лучшем случае просто не пустят в дом, в худшем – снова попытаются избавиться от нее, только на этот раз наверняка.
Галька больно царапала ноги, но она все равно шла к Тихомиру. Дарий сказал, что обувь нужно снять, – пришлось подчиниться. Смирение – об этом они говорят? О нежелании создавать проблемы окружающим? О тупом согласии со всем, что предложат? Она чувствовала себя скотом, безвольно идущим на заклание. Отныне в ее голове смирение равно безволию.
– Господь примет тебя, – сказал Тихомир. – А ты принимаешь Его сердцем и духом?
Он не захотел бы слышать правду.
– Да, – ответила Варна.
– Готова ли ты отказаться от многобожия?
– Готова.
– Готова ли отказаться от обрядов языческих?
– Готова.
– Войди в воду, Варна, – сказал Тихомир.
Она вошла в реку, и в этом не было ничего приятного – вода ледяная, ветер пронизывающий, ее сразу же затрясло. Тихомир забрел следом, встал рядом и подложил руку ей под спину.
– Во имя Отца, – он сложил ее руки крестом на груди и заставил откинуться назад, – и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Последнее слово она услышала за мгновение до того, как Тихомир погрузил ее в воду.
Ничего не произошло. Сначала.
Вдруг прямо над собой она увидела дрожащий человеческий образ. Он проплыл над ней, увлекая за собой сонм таких же бесплотных существ. Они смотрели на нее с осуждением, будто она предала их, отрешившись от старых богов. Ей захотелось закричать, рассказать им, что ее вынудили, но Варна не могла пошевелиться.
Морок пропал, с неба упал золотой луч, такой яркий, что она зажмурилась, но кожей ощутила его ласковое тепло. Коснувшись ее лба, невесть откуда взявшийся свет подарил покой и надежду – чувства, доселе ей неведомые.
Но вдруг тепло пропало, черный чад окутал ее, поднялся над водой, объял Тихомира, и это было не видение – мужчина резко достал ее из воды, руками разгоняя вороные хвосты дыма.
– Изыди! – выкрикнул Тихомир, доставая из-за пазухи крест.
Нина схватила Варну за шиворот и вытащила ее на берег. Дрожа от холода, та взглянула на противоположный берег и обомлела: там черные псы гонялись друг за другом, резвились, кусали себя за хвосты, вставали на задние лапы и ходили, подражая людям.