Берестов опять покачал головой. Была у него такая привычка: качанием головы выразительно обозначать недосказанное в словах.
- Ну-ка, ну-ка! - встрепенулся Высик. - Это уже интересно! Что за контры? Напрягись и вспомни.
- Я же мог тогда только по слухам судить, а в этих слухах на червонец домысла - грош правды. Но, в общих чертах, дело было так. Они с Сенькой за первенство боролись. Было даже время, когда Свиридов Сеньку подмял. Сенька тогда еще не нырнул на дно, жил открыто, даже, вроде, работал где-то - на заводе или на путях... Это он с начала войны, когда почуял, что его пора пришла... Впрочем, что я вам рассказываю, вы и так все знаете. В деле было. А в то время Сенька искал способ убрать Свиридова с пути. Говорят, они раза два и на ножах сходились, но не до смерти, хотя шрамы остались у обоих. И Сеньке больше перепало. Он недели три отлеживался, потом затих. Но под Свиридова копал. И что-то там произошло, касательно девки Свиридова. То ли она его Сеньке с умыслом сдала, то ли сдуру подставила. Но Свиридов ушел. Девку порешил, а до Сеньки добраться не успел - покрутили его.
- Как девку звали, не помнишь?
- Дай Бог памяти... Что Натальей - точно. А вот фамилия...
- Не Деревянкина случайно? - ухмыльнулся Высик.
- Нет, - серьезно ответил Берестов. - Я бы тогда сразу припомнил. - Он помолчал и спросил: - Вы поэтому не стали Деревянкина в район отправлять?
- Да, - хмуро ответил Высик.
Как-то так у них сложилось, что Высик обращался к Берестову на «ты», а тот к нему упорно на «вы», согласно неписаным правилам общения начальников и подчиненных. Высику было, так сказать, по должности положено «тыкать» Берестову, но Берестов старше, и Высик не раз предлагал ему тоже перейти на «ты», а тот отказывался, и это его тоже хорошо характеризовало.
- Что ж, вдруг что-нибудь из него и выжмем, - понимающе заметил Берестов.
- Теперь вот еще что. Я на свадьбу зван, в деревню Бегунки в дом Козловых. Уйду, этак, в полпятого - около пяти. Ты останешься за старшего. Если что, знаешь, где меня искать.
Берестов вышел. Высик сел разбираться с накопившимися бумагами, но не просмотрел и трех «бдительных» из сейфа - так он называл идущие сверху грозные предписания «крепить бдительность» и «обращать особое внимание на», как опять задумался о свалившемся на него «призраке».
Глава 2
Первые слухи о воскрешении из мертвых Сеньки Кривого появились месяца через полтора после истребления банды, в начале июня. Июнь сорок шестого вообще выдался нескладным, а поначалу - и вовсе жутковатым.
Зарезали мужа и жену, стрелочников, обитавших на отшибе, в служебном домике возле разветвления железнодорожных путей. Почерк действительно был похож на почерк Кривого: перерезанное горло после зверских побоев. К тому же при жизни Кривой имел зуб на этих стрелочников: они не послушались его доброго совета быть слепыми и глухими, когда потрошат отогнанные в тупик товарные вагоны, и как-то раз подняли тревогу.
Этого оказалось достаточно, чтобы о Сеньке заговорили.
Высик закрыл глаза, припоминая лесное логово банды, автоматные очереди, как главарь - рябой детина со сплющенным носом, с бельмом на правом глазу - выскочил прямо на него, и Высик расстрелял его в упор, а потом, когда все закончилось, довольно долго стоял, внимательно разглядывая тело.
Да, в смерти Сеньки Кривого сомневаться не приходилось.
Но слухи продолжались.
Ближе к концу лета погибли два человека из тех, кто участвовал в уничтожении банды. Их буквально изрешетили пулями. Судя по всему, они попали в засаду, отправившись по сигналу о пьяном смертоубийстве в одну из дальних деревень. Сигнал, как выяснилось позднее, оказался ложным.
Слухи о живом мертвеце усилились. Высик проделал кропотливейшую работу, чтобы найти преступников и пресечь эти слухи. Были обследованы пули, извлеченные из тел, гильзы, найденные на месте трагедии. Стволы ни по каким уголовным делам не проходили, нигде не засвечивались. Полученные данные ушли в картотеку, и на том до поры до времени все кончилось.
Высик попытался проследить, откуда поступил ложный сигнал. Ниточка казалась перспективной, но и она оборвалась. В той деревушке телефон был только в правлении. Оттуда никто не звонил. Телефонистки на коммутаторе припомнили, как соединяли с милицией по звонку из района. Голос, попросивший соединения с милицией, был женский, взволнованный. Откуда звонили, они в точности не помнили - или не обратили внимания. Высик не сдался. Он лично объехал все окрестные деревни, в которых имелся телефон, выясняя, кто мог им пользоваться за последние несколько дней. В одной из деревень ему повезло. После долгих расспросов кто-то припомнил (либо проговорился, потому что помнили, почти наверняка, многие), что дня за три, как раз в день убийства, одну из деревенских жительниц на несколько часов навещала дочка, поступившая работать на фабрику и перебравшаяся в рабочий поселок. Эта дочка заходила в контору, просила разрешения воспользоваться телефоном. О чем она говорила, никто не слышал, куда звонила, не ведают. Высик поспешил задержать звонившую. Но он опоздал. Звонившую, Чумову Ольгу Павловну, уже дня три нигде не видели, и на работе она не появлялась. Директор фабрики первым делом - не вникнув, из-за чего весь сыр-бор, сразу же сообщил Высику, что уже собирался писать заявление в милицию, чтобы Чумову привлекли по статье за самовольно покинутое место работы. Страховался, гад. Подруги Чумовой сообщили, что в последние две недели у нее появился какой-то замечательный парень, которым она очень хвасталась. Ни один человек не исчезает бесследно, решил Высик, и попытался отыскать следы «замечательною парня». Удалось установить, что звали его Володей, и составить приблизительный словесный портрет. Откуда он взялся и куда делся, никто не знал. Знали только, что этот Володя снимал комнату где-то на отшибе, в одной из трех-четырех изб, оставшихся от деревни, вытесненной бараками угольной линии. Хозяйка, глухая и полуслепая старуха, уже несколько дней не видела своего жильца, но, поскольку он уплатил вперед и съезжать явно не собирался, в его комнату не заглядывала.