Во время посиделки с Никаноровым Высик испытал нечто похожее.
- Ну, а вообще-то, как у вас там? - спросил он.
- Да никак. Тоска зеленая. Ровная земля, ровное море. Небо низкое и как свинцом налитое, город, к земле притиснутый... Бандитизм, бедность. Рук-ног не хватает, чтобы со всем справляться. Вот у вас...
И Высик разглядел в глазах Никанорова бередящую боль, сходную с его собственной. Только эта боль неосуществимых мечтаний была устремлена в другую сторону - к огням Москвы, сверканию витрин, сиянию рубиновых звезд Кремля над искрящимся снежком или над безудержной духовитостью отцветающих знойных лип: просто пройтись по одной из центральных улиц в справном костюмчике, глазея на красоток, и, выпив где-нибудь стаканчик крем-содовой, причаститься столицы мира... Подальше от унылой безысходности, от однообразия скудного северного пейзажа, где напряженные в борьбе за выживание мускулы природы настолько обнажают свою мощь, что она кажется враждебной человеку... То, что соблазняет Высика, давно приелось Никанорову в текучке хмурых будней, и наоборот, то, что Высик и замечать перестал, манит Никанорова, словно райское видение.
«Нам бы месяца на два поменяться местами...» - подумал Высик.
А вслух сказал:
- Но и у вас ведь интересно... Иностранные суда, истории из далеких стран...
- Какие там иностранные суда! - махнул рукой Никаноров. - Они и в войну больше шли в Мурманск, чем к нам, а сейчас... Да лучше бы их и вовсе не было. Только лишние хлопоты, не спи и бди, не пообщаешься с моряками так свободно, как прежде. С тех пор как этот Черчилль, чтоб его, холодную войну объявил, мы на всякого заграничного матроса должны глядеть как на потенциального врага и шпиона и пресекать любые попытки общения с ним... Одно расстройство.
- Хорошо. - Высик не стал продолжать эту тему, поняв, что тут с Никаноровым каши не сваришь: тот охренеть успел от того, что Высику виделось издали в романтической дымке. - Вернемся к нашим делам. Насчет покупок и прогулок по Москве - это я вам устрою. Выделю человека, можете с ним каждое утро в столицу гонять. Здесь на электричке минут двадцать. А пока поговорим о насущном.
- Да, о насущном. Хотелось бы знать поподробнее, как этот Куденко успел у вас отметиться.
И Высик стал рассказывать во всех деталях, о том, что Никаноров уже частично знал - начиная с выслеживания и уничтожения банды Кривого и вплоть до нынешних событий.
- Какой-то хитрый гад с нами шутки шутит, - сказал Никаноров, обдумав услышанное. - И с этим портсигаром... Неспроста подкинули мертвому Куденко его. Видно, знали, что после вашего Кривого никто не дотрагивался до него. Небось, в Архангельск в платочке везли. А значит, рассчитывали: далеко пойдет шорох. Может, для того и прибрали Куденко из засвеченного ствола, чтобы молва до вас вернее докатилась. Чтобы выглядело так, что вот, мол, мы повсюду, неуловимые и прыгучие как блохи. Я бы прежде всего пошукал насчет родственных связей. Это завязочки покрепче, чем на корешей, пусть даже и старых.
Высик, довольный, кивнул: правильно мыслил Никаноров, толковый парень.
Прежде чем ответить, он еще раз внимательно изучил фотографию портсигара. Портсигар был старый - не старинный, а именно старый, предреволюционных лет. Не антикварный раритет, однако вещь, достойная уважения. И великим произведением искусства не назовешь - но, опять-таки, рельефный рисунок по серебру сделан с толком, рукой мастера. Тонкие линии этого рисунка сплетались в изображение русалки, всплывающей среди кувшинок и водяных лилий и смотрящей куда-то вдаль. На заднем плане можно было различить человека на коне и в богатырском шишаке, от которого буденновка взяла свою форму, а также развалины мельницы.