— Да почему… кому больно охота обряды соблюсти — графине платят, она и присылает кого надо. Только это недешево. Потому чаще всего читают молитвы по памяти, кто какую знает, да и хоронят. Бог сам разберется, ему видней. А это дитя и вовсе непонятно, как примут. Некрещеный же младенец, да и зачат не в браке, так что патер, поди, откажется. Не по уставу им это. А лопату я тебе не отдам, сам докопаю. Хватит уже с тебя, иди в дом. Если сможешь — поешь, и за девчонкой вон пригляди лучше.
— А Вам-то это зачем? — Валери отошла от не докопанной могилы, глядя на комья земли, сваленные горкой.
Бедный малыш… у нее ведь даже нет креста или камня, чтобы отметить место, где он похоронен.
— Ну не зверь же я, в самом деле… дочка тяжело рожала, чуть не померла, а потом, как дитя увидела — даже про боль забыла. Все прошло, говорит, как Эрика к груди приложила. Страшно представить, что теперь с Катрин будет. Ты… присмотри за ней, чтоб глупостей не наделала. Я уж не позволю больше ее обижать. И на постоялый двор ей возвращаться не надо, пусть к нам идет. Миску супа мы ей всегда найдем, Богом клянусь.
Валери усмехнулась сквозь слезы. Вовремя опомнились, ничего не скажешь. Но произнесла совсем другое:
— Крест хоть на могилу поставить можно? Или тоже не по уставу будет?
Староста улыбнулся, продолжая копать.
— Да можно… сам сделаю, иди давай.
Кивнув, Валери ушла в дом. Сил стоять уже не было, и она, подойдя к Катрин, села рядом с ее кроватью. Бедняжка все еще выглядела ужасно — лицо распухло до неузнаваемости, глаза заплыли из-за кровоподтеков, на голове зияла глубокая рана. С помощью дара Валери исцелила все внутренние повреждения и ослабила боль, но убирать синяки и ссадины намеренно не стала — для блага самой же Катрин ее выздоровление должно казаться естественным.
— Где я? — слабый шепот Катрин заставил Валери вздрогнуть.
— Слава Богу, очнулась. Надеюсь, ты меня помнишь? Я Валери, знахарка. Ты приходила ко мне сегодня. Сейчас ты в моем доме.
— Помню. Что со мной случилось? Почему… почему так больно?
Валери положила на лоб девушки платок, смоченный ледяной водой, и взяла ее за руку. Тонкие пальцы Катрин, покрытые пятнами синяков, едва ощутимо сжались.
— Тебя сильно избили несколько часов назад. Постарайся не шевелиться, сейчас тебе нужно лежать и отдыхать. Ты поправишься, но телу нужно время, чтобы полностью излечиться.
Краем глаза Валери заметила, что Катрин положила другую руку на живот, и мысленно застонала. Господи, дай сил вынести этот разговор сегодня! Словно прочитав ее мысли, Катрин молча заплакала. Слезы текли из-под век, скатываясь по щекам, но она все же нашла в себе силы спросить.
— А что с ребенком?
Валери едва сдержалась, чтобы не разрыдаться в голос. Хотелось встать и убежать куда-нибудь далеко-далеко, а еще лучше — чтобы мама была рядом. Как же сильно она была нужна ей сейчас!
— Прости, милая. Я… я не смогла ему помочь. Тебя били по животу, и видимо, слишком сильно. Ребенок не выжил.
Катрин высвободила свою руку из ее пальцев и прошептала:
— Можно мне немного побыть одной? Прошу тебя.
Валери встала, чувствуя, что вот-вот упадет. Наверное, ей бы тоже не помешало сейчас хоть ненадолго остаться наедине с собой. И поспать, забыв про все, что творится в этой проклятой деревушке.
— Да, милая, конечно. Отдыхай. Я пока схожу за водой.
Взяв ведро, Валери вышла из дома и чуть не столкнулась со старостой, стоявшим на пороге.
— Господи помилуй, напугали!
— Тихо! — староста показал пальцем в сторону постоялого двора. Оттуда доносились чьи-то сердитые голоса.
— Что там происходит? Лоран вернулся?
— Не знаю. Я как раз дите схоронил, и тут началось — сначала крики, потом суета какая-то. Схожу, посмотрю, что у них произошло. А ты лучше вернись в дом и закрой дверь на засов, от греха подальше.
— Отец! Отец, ты здесь?
Валери всмотрелась в темноту, и увидела, что к дому со всех ног бежит девушка. Да это же дочь старосты! Она-то тут зачем? Нехорошее предчувствие заскреблось в сердце, и она шагнула вниз, навстречу гостье.
— Агнес, что случилось? Я же сказала тебе находиться дома и побольше отдыхать. Тебе нельзя бегать, пока не восстановятся силы.
Дочь старосты схватила Валери и как следует ее встряхнула.
— Лоран! Он мертв! Его отец, мать и добрая половина наших идут сюда, чтобы судить Катрин!
Староста подошел к дочери, и успокаивая, положил руку ей на плечо.