Но ее обоняние оказалось сильнее ее глаз. По поляне пронесся запах разрытых могил. Елена сморщила носик, словно желая избавиться от запаха, но не успела.
Позади Бола вставало то, от чего крик застрял у нее в горле.
Могвид услышал крик, полный страха, и юркнул обратно в глубину туннеля. Что бы ни заставило девочку так крикнуть, это намного хуже гоблинов. А в пещере можно попробовать найти другой выход. Но темнота и страх перед неизвестным не позволили Могвиду сделать и шага. Он скрючился около выхода, где по-прежнему боролся с корнями огр, который так и не смог одолеть дуб и вылезти. Звуки происходившего снаружи горячили его кровь, и он в бешенстве рвал железные корни когтями и зубами. Несколько когтей уже были вырваны с мясом и кровоточили.
Могвид видел, что Толчука трясет от гнева, но неожиданно огр оставил корни и, обернувшись, взглянул прямо в лицо Могвиду. Глаза его сверкали, но не янтарем сайлуров, а красной злобой огров. Он ткнул в человека-сайлура пораненным когтем:
- Ты, ты ведь все знал, - проревел он, найдя, наконец, на кого излить свою ярость.
Могвид почувствовал, как его буквально окутывает плотная пелена ненависти, и глаза его выкатились от ужаса при воспоминании о том, как огр расправился со сниффером, язык у несчастного человека-сайлура так и прилип к небу.
- Ты знал, что ждет нас в конце туннеля, но язык твой молчал! - ревел Толчук.
Могвид изо всех старался сказать хотя бы что-то, но ни губы, ни язык так ему и не повиновались.
Толчук рванулся к нему, занимая собой весь проход, и Могвид присел на корточки, прикрывая руками голову. Его обдало жаром дыхания огра, и он был уверен, что сейчас в голову ему вонзятся острые зубы.
- Почему? - вдруг вместо рева услышал он вкрадчивый тихий шепот. Почему ты нас предал?
Могвид понимал, что надо отвечать - иначе раздраженный огр непременно убьет его. Но что он мог сказать? Ведь он действительно предал, и теперь только Рокингем мог бы найти слова, чтобы оправдаться. Могвид представил себе усмешку и холодные глаза своего нового друга. Да, Рокингем смог бы, но как ни странно, подумав о Рокингеме, Могвид и сам нашел ответ. Похоже, уроки не прошли даром. Зачем отрицать?
Могвид заставил себя дышать ровнее и несколько раз судорожно сглотнул, стараясь не обращать внимания на едкое дыхание огра.
- Я знал про этих крылатых тварей, - наконец, признался Могвид дрожащим голосом.
- И ты так спокойно признаешься в этом! - снова возмущенно загремел Толчук.
- Да, - Могвид прикрыл глаза и на секунду представил себя Рокингемом. Но меня заставили. Мне сказали, что если я буду молчать, жизнь Нилен будет в безопасности.
- И ты пожертвовал всеми нами ради одной.
- Не всеми. Они хотели только девочку. И обещали, что всех остальных пропустят беспрепятственно.
Толчук даже онемел от этих слов.
И тогда Могвид продолжил, уже чувствуя себя правым, как еще совсем недавно делал и Рокингем в разговоре со скалтумами:
- Я ничего не знал об этой девочке, а вот нюмфая - из дружественного нам народа - и твоего народа, между прочим, тоже! Сайлуры и нюмфаи всегда были союзниками в лесу, с давних, очень давних пор. Я не мог позволить Нилен умереть ради неведомого мне человеческого ребенка! Люди всегда ненавидят нас, истребляют как диких животных. И зачем я буду жертвовать ради них жизнью друга!? Вот и пришлось согласиться.
- Но ты мог предупредить, - прорычал Толчук, правда, уже спокойней и с некоторым сомнением.
Могвид поддал еще жару:
- Я никогда не даю ложных обещаний. Хоть договор этот был и нехорош, я заключил его, чтобы спасти невинную жизнь. А слово мое твердо, мы, сайлуры, слов не нарушаем. А разве вы, вы, огры, поступаете иначе?
Толчук сел на пол:
- Нет, именно из-за предательства одного моего предка мне и пришлось пуститься в это путешествие. Из-за него мой народ и оказался проклят.
Могвид понял, что теперь можно окончательно успокоиться.
- Прошу прощения, - помолчав, добавил Толчук. - Дороги чести всегда трудны.
- Ты говоришь с пониманием и уважением, - оценил Могвид, склоняя голову и смеясь в душе: - И потому я принимаю твои извинения.
Наверху снова раздался крик Елены.
Эррил прижал кричащую девочку к груди. Серое щупальце толщиной в человеческое бедро и с красной бахромой по краям поднялось сзади Бола и обхватило старика за талию и грудь.
Эррил невольно отступил назад, увлекая за собой и Елену.
Огромные присоски, словно рты, присосались к телу и одежде Бола, и не успел тот поднять и руки, как тут же обмяк в их чудовищном объятии. Рот его еще приоткрылся, но крику было уже никогда не суждено вылететь из него. В следующее мгновение Бол бездыханно повис в воздухе.
Щупальце раздулось и подняло тело выше, помахало им, как тряпкой, бросило его и свернулось. Только тогда Эррил увидел, что убило старика: в каждой из присосок, как язычок, торчало острейшее лезвие. И с каждого лезвия, испаряясь, капало красное масло - яд. Но вот убрались и лезвия.
Елена стонала почти в беспамятстве, но Эррил все быстрее увлекал ее к лесу, хотя девушка сопротивлялась, падала и не сводила глаз с трупа дяди.
Одной рукой Эррил все пытался поднять ее, но силы его истощенных и отравленных мускулов не хватало, Елена выскальзывала, а он все тащил и тащил ее подальше от нового чудовища, а сапоги так и вязли в грязи.
Тут старый воин случайно глянул на труп Рокингема и с ужасом подумал, что ждет их, если они не доберутся до леса.
Грудь Рокингема вспученная, как перезрелый плод, лопнула и оттуда вихрем вырвалась черная энергия - вот что дало жизнь новому монстру!
Эта черная энергия все текла, и во что она могла превратиться в следующий момент, не знал никто.
Только теперь Эррил понял, что произошло. Рокингем был вовсе не человеком, по крайней мере, уже им не был, а являлся всего лишь созданием черной магии. Эррил не раз слышал толки о подобных созданиях. Рокингем оказался големом, оболочкой, созданной из мертвых сердец самоубийц. Он с новой силой потащил Елену подальше от страшного трупа.
Но в этот момент слепящий взрыв раздался над Рокингемом, и когда свет погас, в воздухе стали сами собой складываться отдельные части нового чудовища. На этот раз это было хуже, чем самый ужасный ночной кошмар. Эррил даже не мог себе представить, что такое может существовать, и его сознание оказывалось верить глазам.