Рокингем выступил вперед, сопровождаемый четырьмя солдатами.
Фила схватила Елену за плечи и толкнула в толпу.
- Вы уже сделали так с девочкой Сейшей два года назад! Ее предсмертный крик до сих пор звенит у меня в ушах! - Женщина подняла руку, привлекая внимание толпы: - Неужели вы хотите отдать этим чудовищам еще одну жертву?! Вспомните, люди, это наша долина, наш город, наши дети и наше будущее!
Толпа стала кольцом охватывать стражников. Елена ожила и крикнула в изменившиеся лица:
- Это они, они убили маму и папу!
И толпа услышала ее слова - и в ответ она вздохнула от ужаса, как один человек.
Солдаты встали в каре, в толпе начали выхватывать ножи. Какой-то моряк уже разрезал путы Джоаха, а потом освободил и девочку. Руки ее занемели, и она едва могла ими двигать.
- Я же говорил, что Фила поможет нам! - шепнул Джоах, и лицо его просветлело.
Но в тот же момент девушка увидела, какими полными смущения и страха глазами глядит тетка на ее красную руку.
- Прикрой и не показывай, - шепнула она и натянула длинный, не по размеру, рукав рубашки на изуродованную кисть.
Пользуясь заминкой, солдаты стали вновь напирать на толпу, но на этот раз люди не сдавались.
- Оставьте детей в покое! - раздался гневный крик.
- Защитим их! - ив воздухе сверкнули ножи.
- Теперь вы спасены, дорогие. Ничего не бойтесь, - сказала, более не таясь, Фила. - Я не дам теперь тронуть никого из наших!
Но Елена едва ли слышала слова тетки, ее глаза были прикованы к отвратительному старику, который занес посох и дважды ударил о булыжник. Никто не заметил этого жеста, но Елена слишком хорошо помнила, что он означает. Именно этим жестом старик вызвал из-под земли белых червей, погубивших Хвоста, Тракера и родителей.
- Нет! - не помня себя, закричала она и схватила за руку брата. Бежим!
Но было уже слишком поздно.
Кто-то в толпе завопил от ужаса, и глаза всех обратились к запятнанным дымом небесам.
Что-то появилось из-за гребней крыш, что-то огромное с широкими, рассекающими воздух крыльями. Елена вспомнила этот свист и кожистые перепонки. Чудовище гнусно кричало, и этот крик заставил всю толпу сжаться, как мышей перед вышедшей на охоту кошкой. Невидимый прежде целиком в ночном небе, теперь он спускался на толпу при свете дня, и не было сомнений, что это был именно тот, что охотился за Еленой и Джоахом среди пылающего сада. О, если бы снова наступила ночь и скрыла от взора эту непереносимую для человеческих глаз тварь, один вид которой морозил кровь в жилах!
- Смотрите же! - закричал старик в рясе и указал единственной рукой вверх: - Это ее возлюбленный дьявол спешит ей на выручку!
Толпу будто ветром смыло, а чудовище подлетало все ближе к Елене. Теперь на пустынной улице остались только они втроем: Елена, Джоах и Фила. Когтистые лапы уже царапали камни. Было видно, как по жилам чудовища бежит черная кровь и как бьются четыре сердца. Сложив крылья, оно зашипело на горожан, еще высовывавшихся из дверей и окон, а потом медленно остановило свои черные глаза, истекавшие ненавистью, прямо на девочке.
Но вперед снова выступила бесстрашная Фила.
- Бегите, дети мои! - крикнула она прямо в морду проклятой твари. Ищите своего дядьку Бола и... - но она не успела закончить фразы. Змеиным движением чудовище вытянуло шею и схватило несчастную женщину.
Джоах тут же толкнул сестру в развалины сгоревшей пекарни.
- Нет! - взвыла Елена, видя, как хрустнула под зубами спина тетки, а потом от края до края располосовалось все ее тело.
- Нет! - диким эхом повторил Джоах, толкая сестру к соседним домам.
Но он не успел. Тварь выпустила коготь и вонзила его в шею юноши.
- Джоах!
Но брата уже не было рядом, он висел в воздухе с выкатившимися от удушья глазами.
Бол склонился над пыльной книгой. Сквозь занавешенное окно дневной свет проникал неуверенно и слабо, а единственная свеча на столе догорела уже почти дотла, давая неверное слабое пламя. Он читал всю ночь, пытаясь добыть то, что было ему так нужно, и его единственными товарищами уже давно стали лишь кипы старинных книг и ворох пожелтевших пергаментов.
"Огнем будет отмечено появление ее", - бормотал он, убирая с уставших глаз пряди седых волос. Потом он медленно прочел следующие слова; губы его, спрятанные под густыми усами, шевелились, с трудом переводя древний забытый язык. Дальше говорилось о каком-то чуде Сестринства. Бол вздохнул и выглянул в окно. В нем до сих пор светились красные отблески пожара. Они достигали даже сюда, несмотря на то, что дом Бола находился в весьма уединенном и далеком от сада месте долины, в местечке, называемом Зимним Гнездом Орла.
Бедное дитя! Если бы ее предупредить, она смогла бы приготовиться лучше.
Запустив пальцы в седую бороду, Бол вернулся к очередному тому, но едва его палец вновь заскользил по изъеденной мышами странице, сердце забилось вдруг тревожно и громко. И ощущение потери, гораздо большей, чем потеря дома, наполнила его грудь. Схватившись обеими руками за стол, он едва удержался, чтобы не рухнуть на дощатый пол. Бол почувствовал, что его сестра, его любимая сестра-двойняшка умерла - тяжкая печаль затуманила его взор.
- Фила! - простонал он в пустую комнату.
Слезы хлынули у него из глаз и закапали на ветхие страницы. Обычно так трепетно оберегавший их от всякого внешнего воздействия, Бол на сей раз даже не обратил на это внимания. Старые чернила расплывались под соленой влагой.
Через грубую ткань рубашки Бол схватился за висевший на груди амулет.
- Фила! - снова позвал он. И, как всегда, она явилась ему.
Угол комнаты у печи вдруг засветился призрачным сиянием, становившимся все ярче и больше, пока не принял форму его сестры. Одетая лишь в полупрозрачные одежды белого света, она стояла перед ним, нахмурившись, более разгневанная, чем печальная:
- Время пришло, Бол.
Изображение расплылось в его глазах, вновь наполнившихся слезами:
- Значит, это правда! - воскликнул он.
- Не надо слез, - Фила улыбнулась по-прежнему серьезно и строго. - Ты готов?
- Я... Я жду этого уже давно... много лет...
- Мы все ждали. Но началось только теперь. Так что придется тебе оставить свои книги, старина.