— С одной стороны, это не так, но с другой стороны, если посмотреть на это глазами моих родителей… — начал он, но не успел закончить фразу, как все суши из моей тарелки вместе с соусом перекочевало на его брюки.
Это значило, что ОН НЕ ПРАВ и у меня нет сил словами доказывать его неправоту. Его слова ранили меня в сердце, а такая рана для любви смертельна.
— Настоящая провинциалка! Жлобиха! — зашипел он с ненавистью, и его взгляд был полон презрения.
Лучше бы он выругался или даже ударил меня. Любовь порождает сильные эмоции, порой они не подвластны разуму. Но презрение в его взгляде было подобно змее, прятавшейся в траве и только сейчас показавшейся оттуда. Презрение страшнее безразличия. На чье угодно презрение и безразличие мне плевать с высокой колокольни, но только не на ЕГО. Мне стало до боли ясно, что он полностью разделяет взгляды своих родителей в отношении меня. Он как высшее существо снисходит к низшему (это я!) только из-за моего тела. Символично, что наши отношения, начавшись с суши, им же и закончились. Не знаю, чем он привязал меня к себе, но я до сих пор люблю его и поэтому… ненавижу! В школе спорт — легкая атлетика — заменил мне многие девчачьи увлечения, в том числе и интерес к сочинительству стихов. Я любила Цветаеву, Ахматову, Пастернака, Ахмадуллину, но сама не тяготела к написанию стихов, а после разрыва с Егором слова сами собой собирались в стихотворные строки и выплескивались на бумагу. Сомневаясь в их художественной ценности, я только Марте, единственному человеку, посвященному в мои отношения с Егором, показывала плоды своего сочинительства. Та улыбалась, Хвалила стихи, но я понимала, что моя добрейшая подруга иного и не могла сказать. Егор старался попадаться мне на глаза и просил о встрече, но я категорически отказывала ему, а ночью страдала от желания его увидеть и обливала подушку слезами.
Месяц назад Егор перешел в другую газету, и я вздохнула с облегчением: не надо было больше напрягаться, принимать безразличный вид при случайных встречах с ним в коридоре. С глаз долой — из сердца вон! Но теперь воспоминания вновь накрыли меня, и стало так горько на душе! Мне не хватало сил вырвать свои чувства с корнями, заглушить мою боль.
Несмотря на неурядицы в личной жизни, я не собираюсь нести крест несчастной и обиженной. Будущее в руках человека, и в каком цвете он его видит, таким оно и приходит. Грядущее, еще недавно мрачное, назавтра уже не ужасало. Я прогнала прочь мысли о Егоре — пройдет время, и я излечусь. Моей спасительной молитвой в самый Тяжелый период стали слова: «Мы больше никогда не увидимся. Он не будет сжимать мои холодные ладони в своих — горячих. Он не будет смотреть так, что можно лопнуть от счастья. Он не будет называть меня „любимая“. И даже „милая“ не будет. И самое главное: он не любил, не любит и не будет любить. Никого. Кроме себя».
Два года назад я поселилась у Ларисы Сигизмундовны. По непонятным для меня причинам старая женщина прикипела ко мне душой и расстроилась, когда я покинула ее, сняв отдельную однокомнатную квартиру. Неоднократно Лариса Сигизмундовна просила меня вернуться, но уже не в качестве квартирантки, а, как она по-старинному выражалась, «компаньонки». Однажды она даже сказалз нелепую вещь, что, когда ей было шестнадцать лет, я спасла ей жизнь. Мне тогда стало смешно и грустно — видимо, столетний возраст все более давал о себе знать, раз этой очень умной и сильной женщине грезится такое.
Я немного побаивалась старуху, несмотря на ее доброе отношение ко мне. А все дело в том, что Лариса Сигизмундовна была потомственной ведьмой. Этот дар и силу она получила от своей бабушки в тринадцать лет, и с тех пор магия постоянно присутствовала в ее жизни. В последнее время тема ведьм стала очень популярной: газеты пестрят рекламой услуг белых и черных ведьм, колдунов, предлагающих привороты, зелье, предсказания будущего — весь магический ассортимент. Лариса Сигизмундовна явно была не «белой» ведьмой, но и не полностью «черной», скорее что-то среднее — «серая».
Вечерами после работы я изредка навещала ее, и мы вели долгие беседы за чаем. Лариса Сигизмундовна, несмотря на свой возраст, сохранила прекрасную память и хорошо ориентировалась в современном мире, хотя ее душа, похоже, осталась в начале двадцатого века. После разрыва с Егором мои визиты к старушке участились, мне так хотелось попросить се бросить на своих чудесных картах на мою судьбу, но я сдерживалась, откладывая просьбу на неопределенное будущее, а теперь это стало невозможным.