Моя мама святая?
Нет, не то.
Я, кажется, понимаю, что она хочет сказать. Но и у меня нет правильных слов, чтобы описать. Не святость. Скорее сила, которая таится в тиши старых намоленных храмов, в глазах праведниках или невзыскательной скромности вещей, родом оттуда, из прошлого, когда боги были близки людям.
И если так…
Нет, совпадение?
Или…
Совпадение.
- Тот, от кого получила она дар, он даже не враг праматери Дану… это как… смешать воду и масло? – Мёдб до сих пор недоумевала, как подобное случилось.
- И это от того, что сила была? – уточнил Лютобор.
- Была. Но иная. Не та, что у моей подруги. Не та, что у тех дочерей рода человеческого, которые называют себя ведьмами.
У мамы не было дара.
Ни крупицы.
Или…
- Сила разная, дитя, - мягко произнесла Мёдб, и в голосе её прозвучали знакомые мурлычущие ноты. – Одна направлена вовне. Она позволяет подчинить травы или вот…
Ладонь раскрылась и на нее села бабочка. Обычная березовая пяденица. Но…
- Тварей больших и малых. Она дает власть.
- А та? Которая… у мамы?
- Свет, - Мёдб поднесла бабочку к губам и резко вдохнула. Губы её сомкнулись, а щеки дернулись.
Это было… странно.
- Свет, горящий в ночи, - она улыбнулась, а я сумела не вздрогнуть. – Вот чем она была. И пусть свет этот незрим был глазами, но его чуяли… и мой внук в том числе. К этому свету стремились, как путники спешат к огню, дабы защитил он их от тех, кто таится во тьме, согрел, сберег.
- Но…
Если стремились, то почему мама осталась одна? И как…
Мёдб поднесла палец к губам.
- Не спеши, дитя… мой сын, узнав о том, что сотворила кровь от крови его, разгневался. И был его гнев столь силен, что отрек он свое дитя от имени, и отсек ветвь его рода, и велел уходить, не оглядываясь, и не возвращаться.
Странно как.
Мне почему-то другой разговор вспоминается. Люди, нелюди… не так уж мы и различны.
- Внук мой тоже оказался горд. И сказал, что если так, то не нужны ему ни отец, ни род, ни само священное древо. И ушел, не взяв с собой ничего.
Дети.
Повзрослевшие телом, но не разумом. Или это я такая, слишком вдруг уж взрослая, понимающая, что в мире большом одной любви, чтобы выжить, не хватит?
- Они были детьми, - повторила Мёдб. – Я пыталась сказать это сыну, но, боюсь, сделала лишь хуже. Он обвинил во всем меня. Сказал, что это я в своем неуемном любопытстве открыла мальчику путь к людям. Будто он когда-то был заперт или запрещен.
Это уже прозвучало раздраженно.
И я почти увидела, как нервно дернулся кошачий хвост.
- Тогда и я, оскорбившись, ушла, решив, что время и тишина остудят гнев моего сына, а в сердце его проснется любовь. Да и… его жена не оставила бы свое дитя без помощи. Но нужно было время.
А времени не было?
- Они остались у моей подруги.
Странно, что Мёдб избегает называть имя этой женщины.
- Она приняла детей в доме своем. И не потребовала платы. И сказала, что так правильно, а я… я тогда не слишком поняла. Я и теперь многого не понимаю в том, что делают люди. Но рада была. Еще она сказала, что мир вовне велик и сложен, и что они не готовы ко встрече с этим миром. Тогда мне показалось, что все… если не наладилось, то почти.
На кончики пальцев её опустилась еще одна бабочка, на сей раз огромная, с черно-желтым узором на крыльях. Бабочка шевелила ногами, тонкими усиками и переползала с пальца на палец. Мёдб следила за ней, застыв.
- Его убили? – нарушила я тишину. – Моего отца?
А ведь все равно, кто-то бы да должен был заметить во мне иную кровь.
- Да, - Мёдб вздрогнула, и бабочка, сорвавшись с пальцев, улетела. Она затрясла крыльями, роняя хлопья чешуек, а потом вовсе сгинула в высоких травах. – Это случилось осенью, поздней, вскоре после ночи больших костров…
Она прикрыла глаза.
- Они жили. Хорошо. Я заглядывала… порой. Когда внук уходил… он слышал лес. И приносил травы. Моя подруга помогала продавать их. Оказалось, что этого довольно, чтобы жить. Они купили животных. Корову… молоко сладкое, - разноцветные глаза чуть прищурились. – Мне нравилось. Мы подружились с той девочкой. Она угощала меня молоком, и я даже подумывала показаться. Теперь мне кажется, что она знала, кто я… какой крови… но молчала. Внук мой был упрям. Как и его отец. Он даже свою мать в дом не пустил, что уж обо мне говорить. Но я помогала, как умела. Я запретила крысам и мышам тревожить этот дом. Я отвела пути хорьков и лис, когда они привезли кур. Я даже сумела сделать так, чтобы странные эти птицы не болели.