Мартин спрятал маркер. Эгле уходила, не оборачиваясь, ее сиреневая куртка мелькала между огромными стволами.
Он догнал ее и пошел следом, в нескольких шагах за ее спиной. Не решился подойти ближе, не знал, что говорить, не имел понятия, чего ждать.
Она замедлила шаг. Остановилась. Замерла, не оборачиваясь, будто прислушиваясь к чему-то.
— Мне страшно, — сказала шепотом. — У меня… будто в голове помутилось. На несколько секунд. Я потеряла контроль… над собой. Прости.
— А сейчас? — спросил он осторожно.
— Сейчас… — Она переступила с ноги на ногу, глянула через плечо мокрыми воспаленными глазами. Импульсивно, торопливо шагнула к Мартину и прижалась лицом к его плечу: — Кто я?
— Моя жена.
Он бережно обнял ее за плечи. Ощущая ее запах. Чувствуя мягкие волосы, выбившиеся из-под вязаной шапки. Это была Эгле, она никуда не делась, ничего страшного не произошло. Мартин выдохнул с облегчением, сам поражаясь, какие дурацкие и паникерские мысли могли прийти ему в голову.
Она чуть расслабилась под его руками:
— Почему ты не веришь в «чистую» инициацию?
— Потому что после «чистой» инициации, как сказано в источниках, на свет появляется принципиально новое существо — целительница. — Он осторожно поправил коралловую шапку на ее сиреневых волосах. — А ты флаг-ведьма, это тебе скажет любой профессионал. Но с сохранной человеческой личностью и способная не только разрушать, но и восстанавливать связи, лечить, заживлять… Нет, ты не всемогущая. Но это по-прежнему ты.
— Кто — я?!
— Говорил же, что это место на тебя плохо действует, — сказал он сокрушенно.
Салон черного инквизиторского автомобиля не успел еще остыть, но Эгле все равно поежилась — ей было сложно привыкнуть к этой машине. Снаружи снова пошел снег.
— Есть не хочешь? — буднично спросил Мартин.
Она помотала головой, прижимая к лицу бумажный платок:
— Мне на секунду показалось… что ты разрушаешь красивейшую на свете вещь… или убиваешь… живое существо. Беззащитное.
— Эта штука одурманила тебя, — после паузы проговорил Мартин. — Там нет ни красоты, ни жизни. Это орудие, производящее ведьм.
— Таких, как я?
— Других! — сказал он очень серьезно. — Злобных. Разрушительных. Ты знаешь, сколько их тут прошло до тебя? Где они теперь, все эти «целительницы»? Я тебе скажу: они втыкают нож в дверной косяк и начинают доить рукоятку, течет молоко, потом кровь, потом у соседей умирает корова. Они подбрасывают меченое ведерко в песочницу, потом у соседей умирает ребенок. Они рисуют тень-знак на асфальте, и кто первый наступит, гибнет от голода за несколько часов, при этом ест все, что видит, желудок лопается, печень отказывает, а голод растет, и смерть наступает в результате…
— Не надо! — Эгле зажала уши.
— Не хочешь слушать? А посмотреть не хочешь?! — Он оборвал сам себя и заговорил тоном ниже: — Я понимаю, тебе трудно смириться, но нет «чистой» инициации. Ты осталась человеком не потому, что «правильно» прошла через обряд. Это сочетание многих событий и факторов, породивших мутацию, и вот ты стала тем, кем стала. Это единственное чудо, а не конвейер! Давай же радоваться ему, а не мучить друг друга, и… — Он снова осекся, покачал головой, расстроенный и недовольный своими же словами.
— А зачем тогда, — пробормотала Эгле, — мы врали друг другу, будто что-то новое пришло в мир, будто это дает надежду…
— Потому что вот. — Он показал ей свою ладонь с затянувшейся раной от сквозного удара кинжалом. — Если это не дает надежду, то что тогда? И еще вот это. — Он взял ее руки в свои, коснулся едва заметных шрамов-звездочек, похожих на экзотическое украшение. — Я жив, и ты жива, я тебя вижу, я говорю с тобой… Чего еще надо? Розовых летающих слонов?
Он вдруг надвинул ей шапку на нос, по-мальчишески и по-хулигански, это так не вязалось с нервом их беседы, что Эгле сперва отшатнулась, а потом расхохоталась. Стащила шапку, поймала его взгляд, и ей сделалось совсем тепло…
Через полчаса они въехали в селение Тышка.
Деревенский констебль, круглолицый и рыхлый, поднялся визитерам навстречу, заискивающе улыбнулся, впился в Мартина глазами:
— Привет… племянник.
— Обращайтесь ко мне «куратор», — сказал Мартин с характерной интонацией Клавдия Старжа, и ухмылка застыла у констебля на лице.
Эгле прищурилась. Констебль селения Тышка не был похож на Ивгу ни единой чертой лица, ни телосложением, ни цветом волос. Тем не менее он носил фамилию Лис и был ее старшим братом. Тем самым кто однажды выгнал сестру из дома, кто велел ей: «Поезжай…»