Женщина, с неживым лицом, открыла другой ящик письменного стола и вытащила из груды бумаг новенький паспорт. Понесла, уронила, подняла; Мартин выхватил паспорт из ее рук.
— Незаконное удержание. Пренебрежение родительскими обязанностями… Констебль, вы понимаете, что никто ничего не забудет, никто не спустит на тормозах, за это будет дополнительный приговор?!
Мартин, оказывается, с первой минуты чувствовал здесь «глухую» ведьму и знал, что происходит. Вот почему он был так жесток с хозяйкой. Вот почему от него тянуло таким космическим льдом.
Констебль, потрясенный и жалкий, защелкнул наручники на запястьях юноши. Тот переступил на полу войлочными тапками; он был неуклюжий, растерянный, совсем еще подросток, но Эгле сделалось противно на него смотреть.
Девушка в подвале тихо заплакала.
— Все хорошо. — Эгле спустилась на две ступеньки по лестнице, она не могла себя заставить идти дальше, это место наводило на нее жуть. — Все нормально, я тоже ведьма, а он инквизитор, ты чувствуешь, как от него несет холодом, да? Это скоро пройдет, он не желает тебе зла, он на самом деле очень добрый. Как тебя зовут?
Девушка молчала, зажмурившись, обхватив себя за плечи.
— Лара ее зовут, — сказал Мартин за спиной Эгле. — Лара Заяц, шестнадцать лет… Я пробью ее по базе, а ты пока сделай так, чтобы она собралась и оделась.
— Куда?! — беззвучно прошептала хозяйка.
— Вам-то какая разница, — сухо отозвался Мартин. — Туда, где ее не будут держать в погребе.
Отец и сын неуклюже обувались в прихожей — в наручниках; констебль стоял рядом, держа в руках телефон и мучительно вспоминая, для чего нужна эта вещь. Мартин вышел из дома, ни на кого не глядя, и хозяйка, постояв секунду, бросилась за ним — как была, в домашних тапочках.
— Лара, — сказала Эгле и заставила себя опуститься еще на одну ступеньку. — Одевайся. Поедешь с нами. Ты где-то учишься? Училась?
Девушка плакала.
Выйдя на улицу, Мартин несколько раз вдохнул и выдохнул. Чистый холодный воздух пахнул хвоей и немного дымом, это был запах зимних каникул, интригующий и беспечный. После провонявшего смертью дома воздух был как нектар.
Мир полон зла, и главное зло, конечно, не ведьмы. Мартин вышел из дома под надуманным предлогом — он сказал: «Я пробью ее по базе». Пробить-то он пробьет, компьютер рядом, в машине. Но на самом деле он просто хотел выбраться из-под этой крыши хоть на пару минут.
Белые горы стояли вокруг, на прояснившемся небе горели звезды, их было больше, чем Мартин мог себе представить. Он привык к небу Одницы, вечно залитому светом и оттого почти беззвездному. В Однице он знал бы, куда везти девчонку, в Ридне — пока что не имел понятия. Ничего; лишь бы вывезти ее отсюда. Состоит ли на учете — плевать. Лишь бы вытащить.
Он поймал себя на мысли, что в прежние времена отец бы уже дозвонился, уже задергался бы в кармане телефон, и отец спросил бы сварливо: «Что у тебя?» Но времена изменились, Мартину дорого стоила его независимость. Слова «не сметь меня контролировать» сказаны, услышаны, отец сам установил дистанцию между ними, сам аккуратно ее соблюдает и никогда не позвонит первым. Все проблемы проклятой Ридны с жутким селением Тышка придется решать Мартину, не полагаясь ни на чьи советы, и он справится, конечно, только вот мучают фантомные боли на месте разорванной связи…
Хлопнула дверь; в полумраке двора вдогонку Мартину бросилась щуплая тень:
— Пощадите… она не виновата! Всю семью под нож… в один день… всю семью…
Она грохнулась на колени — в мокрый снег.
— Девочка вернется домой через пару дней, — холодно сказал Мартин. — Если захочет, конечно. И вставайте, что за драматический театр?
Он обошел ее; всего-то надо было пройти два десятка шагов до машины. Мартин вытащил из кармана пачку сигарет. Женщина заметалась за его спиной, куда-то побежала, постанывая, бормоча под нос, не то умоляя, не то ругаясь. Мартин надеялся, что она вернется в дом и у него будет пара минут, чтобы побыть одному.
Он шагнул в створку открытых ворот. На секунду остановился, еще раз поглядел на звездное небо, щелкнул зажигалкой; какие все-таки звезды в этих горах. Однажды они с Эгле заберутся куда-нибудь на лыжную базу, проведут неделю вдвоем, и каждую ночь…
За спиной громыхнуло, будто взрывом, и сразу же второй раз. Мартин ступил вперед, выронил зажигалку и повалился на снег.
Эгле выскочила на звук выстрелов. Посреди двора валялась дымящаяся двустволка. Мартин лежал в воротах.
Ударил в лицо воздух; Эгле неслась, как никогда в жизни, и никак не могла добежать, хотя до человека на снегу было несколько десятков шагов. Блеснули в свете дальнего фонаря две большие гильзы — что за чудовищный калибр?!