Элиза кивнула.
– А как зовут МакГанна? Не Поэтом же, в самом деле.
– Томасом и зовут, – хмыкнул букинист и вдруг подмигнул.
Ведьма едва не расхохоталась.
Что за клубок судьбы.
Томас, значит. И Джейн.
И в Самайн, значит, произошло.
Вор и убийца, сурово напомнила она самой себе. Потому разобраться надо в том, что произошло на самом деле, а не в древних балладах.
Но из дома букиниста вышла, напевая себе под нос:
И настолько привязалась к ней мелодия шотландской баллады, что перестать напевать уже не получалось.
– У нас тут, конечно, не речка, а одно название, – веселилась Элиза. – Но какой городок, такие и легенды!
С легендами все обстояло непросто – вся эта история о Томасе Рифмаче, она же не просто так возникла и укоренилась в народных сердцах, что стала во всем мире ярким зеленым знаменем историй о фэйри.
Для кого-то – предостережением, а для кого-то – сладкой приманкой…
Только корни ее уходили далеко в прошлое, в земли шотландского Эркельдуна. И Томас Рифмач, по фамилии Лермонт, – персонаж не мифический, а вполне себе существующий.
Если так посмотреть, то от Элдер Гроува до Эркельдуна рукой подать.
– Да нет же, – вслух произнесла Элиза и сама себе ответила: – Да почему нет?
Ей ли, потомственной ведьме, не знать, что в жизни всякое случается.
Задержалась у лавки со сладостями, купила пару печеных яблок и пошла через всю площадь к хлебной лавке – ловить лису.
Джейн в самом деле напоминала лису.
Рыжая, с волосами чуть ли не до колена, заплетенными в хитроумные косы, с руками по локоть в муке и с веснушачьей россыпью на белом лице. Много тут рыжих, сразу видно – земля любима дивным народцем.
Табличка на двери пекарни гласила, что хозяйничает здесь Джейн Кирк и что она здесь единственная хозяйка. Элиза знала, что та никогда не была замужем, но никогда не задумывалась, почему.
А выходит, стоило бы задуматься.
Вошла, поставила кулек с печеными яблоками на прилавок и широко улыбнулась:
– Привет, Джейн.
Джейн недружелюбно на нее посмотрела.
– Привет-привет, что пришла, ведьма? Смотри, для тебя костер собирают.
Элиза знала: Джейн ее недолюбливает, сторонится и никогда не заходит за лимонадом. Она была из тех, кто считал, что, пока в городе не было ведьм, жилось намного лучше.
– Поговорить зашла. И хлеба купить свежего.
– Нечасто ты ешь хлеб, я заметила, – проворчала Джейн. – О чем поговорить хочешь?
– О Томасе Поэте.
– МакГанне? – Джейн замерла, вся вытянулась, как тетива, даже руки перестали тесто месить. – Он здесь при чем?
– Утром его встретила, вот и любопытство проснулось, – улыбнулась Элиза как ни в чем не бывало.
– Он здесь? – в голосе Джейн зазвенел ужас – первобытный, отчаянный.
Ведьма только кивнула.
– И говорил с тобой?
Еще один кивок.
– Вот что… – девушка торопливо обтерла руки о передник, и без того запачканный мукой. – Вот туда за стол садись, потолкуем.
Почти во всех местных лавках стояли один или два стола, хлебная исключением не была. Элиза села на крепко сбитый деревянный стул и принялась наблюдать, как Джейн закрывает лавку: переворачивает табличку и занавешивает шторы. Вот так приготовления… Видать, разговор пойдет серьезный.
– Слушай, – та отодвинула второй стул и села напротив.
Ни чаю, ни хлеба не предложила.
– Слушаю, – кивнула Элиза.
– Ты мне не то чтобы нравишься, – грубовато сказала Джейн. – Но раз к тебе явился Поэт, считаю долгом все рассказать и предупредить. Ты хоть и ведьма, а все же наша, бузина пополам с кровью, нельзя, чтобы он тебя с собой утащил.
– Я слушаю, – серьезно сказала Элиза.
И Джейн начала говорить.
По ее рассказу выходило, что МакГанн – как есть мерзавец.
– Точно он фейский подкидыш, – объясняла Джейн. – Иначе как объяснить, что коль наденешь одежду швами наружу, так он к тебе и не подойдет?
Элиза кивнула, а про себя отметила, что тоже, наверное, не подошла бы к такому странному человеку, что не может отличить изнанку от лица рубашки. А фэйри в принципе нерях не любят.
– А еще он железа боится, – Джейн принялась загибать крупные пальцы. – Никогда не видела, чтобы с железом дело имел. Даже вилки алюминиевые использует.