А потом перевернула табличку на «открыто» и встала за прилавок.
Наступила ночь.
Ратушные часы пробили полночь, и улица разразилась ликованием.
Закрытая лимонадная лавка темнела на углу площади, ее широкие окна ловили блики от костра. Элиза подавила грустный вздох. Прости, лавочка, мало мы с тобой вместе пробыли и лимонадов сделали.
Хотелось как-нибудь по-другому.
По-человечески хотелось.
Да не вышло совсем.
Девушки с парнями начали танцы у костра, и Элизу за собой потянули, да она и не сопротивлялась. Ходить вокруг костра танцевальным шагом, каким много поколений предков ходило, оказалось совсем не сложным. Вот только почему-то ведьма помнила, как за такими танцами наблюдала откуда-то с ветки.
По периметру площади ярко горели фонари, лоточники продавали орехи и яблоки, а хозяева бара устроили уличную стойку и поили бесплатно всех желающих пивом и сидром.
Элиза тоже взяла себе сидр – бузинный, кислый, терпкий, шибающий в нос, прямо как вся эта майская ночь.
Кольцо обжигало через карман.
Выброси в огонь.
Жалко колечко было. Яркое, золотое. Птичья радость.
Выброси в огонь!
Ведьма рассеянно перевела взгляд с костра на пляшущих девушек и среди них увидела громоздкую фигуру Джейн. Посмотрела на остальных: кто-то был частью этой истории раньше, а потом позабыл, кто-то должен ей стать потом…
Нет.
Трехколесное чудовище уже близко, гремит над городом, источает запахи бузины и хмеля.
Элиза дернула рукой – кольцо полетело в огонь.
Пламя вспыхнуло до небес.
Никто не заметил.
Томас МакГанн появился внезапно.
Все стихли – никто не ждал, что он осмелится.
– Чего приперся? – спросил нехорошим голосом хозяин бара, Крепкий Джим.
– Тебе здесь не рады! – закричали парни наперебой.
– Или мельника нам позвать? – чей-то голос вылетел из толпы, и тотчас стали скандировать так, что у Элизы заложило уши.
– МЕЛЬ-НИК! МЕЛЬ-НИК!
МакГанн прикрыл глаза и улыбнулся.
Элиза заметила, что Джейн спряталась за спины подружек, растворилась в сумерках. Правильно, без кольца-то ей несподручно идти поперек.
А мельник – отец ее, старый Кирк, – появился из темноты. Его красное лицо, полное ненависти, освещали блики от костра и фонарей. На плече, украшенное лентой от майского дерева, висело ружье.
– Как посмел ты прийти на праздник? – пророкотал он.
Мельника в деревне уважали и против него бы не пошли.
Элиза прижала ладонь ко рту.
МакГанн раскрыл руки – в одной он держал факел.
– Ничего не прошу у вас, кроме огня от бельтайнского костра, – произнес он с неподходящим торжеством.
– Разве не знаешь сам, что бывшим заключенным, подлецам и лгунам, ворам и убийцам нельзя и пальцем касаться священного майского костра? – зарычал мельник и сам стал похож на дикого зверя.
Не иначе как кабан с лисом на узкой дорожке встретился.
Элиза бы ставила на кабана, но МакГанн только улыбнулся шире. И к костру подошел, протянул факел.
– Только посмей! – взревел мельник.
– Нитки при тебе? – шепнул МакГанн.
– В кармане! – быстро ответила ведьма.
Пальцы МакГанна скользнули в карман платья, и краем глаза увидела Элиза, что он начал плести кошачью колыбельку[4]. Что за узоры, что за руны у него получались, рассмотреть уже не успела.
Вскинула голову гордо, посмотрела мельнику в глаза и опустила факел в костер.
Тут же занялся факел – не иначе, как Поэт успел его пропитать чем-то горючим, – и в этот же момент старый Кирк вскинул ружье к плечу.
– Будьте вы прокляты! – прокричал он, и в голосе его смешались отчаяние и боль всех людей, заключенных в ловушке Элдер Гроува, семь раз по семь, снова и снова, бузина и хрустальный смех.
– Будем? – вскинув брови, спросил у Элизы хитрый лис, накидывая ей на свободную от факела руку узлы кошачьей колыбельки.
Защитный узор и руна – ингуз – начало нового пути.
Ну вперед, трехколесное, куда ты нас занесешь, успела подумать ведьма, а потом мельник выстрелил.
А потом мельник выстрелил, и Элиза прижалась губами к губам МакГанна, и он ответил ей горячо и нежно.
А потом он ответил на поцелуй горячо и нежно, и пламя костра взвилось до небес.
Звук выстрела стих вдали.
На брусчатке мостовой, где стояли Элиза с МакГанном, только вороньи перья остались.
– Да что же я, – пробормотал старый Кирк, опуская ружье. – Да как же это я так… Что нашло-то… Помутнение… Воды́…
4
«Кошачья колыбелька», или «Колыбель для кошки» – игра, в которой из надетых на пальцы нитей плетутся различные узоры.