– Ты помнишь? – негромко спросил профессор Митец. – Относительно Назара. Я опасался…
Тот, кого звали Клавдием, кивнул:
– Ага… Он у тебя все никак не взрослел.
Профессор Митец торжествующе улыбнулся:
– Что делают с нами женщины, Клав!.. Выпьешь?
Гость загадочно улыбнулся и вытащил из внутреннего кармана небольшую бутылку, плоскую, как камбала:
– А я вот вчера только из Эгре, столицы, понимаешь, виноделия… И там мне всучили такую вот взятку. Завидно?..
– Не может быть! – воскликнул профессор с театральным изумлением. – Но как кстати, Клав, удивительно кстати!..
Оба знали толк в вине, а профессор еще и пил с видом знатока тщательно и сосредоточенно, как заправский дегустатор. Гость удовлетворенно усмехался.
– А у меня будут внуки, – сообщил, наконец, профессор Митец, любуясь рубиновой жидкостью на дне. – Полным-полно, целый дом внуков… Я так и думал, что ты опять мотаешься по провинциям. Я звонил.
– Труды, – неопределенно отозвался гость. – Праведные труды на благо… или во благо. У тебя будет красивая сноха, Юль. Когда свадьба?
Профессор, довольный, кивнул:
– Думаю, где-то в октябре.
– Вы еще не назначили? – удивился гость.
Профессор развел руками:
– Не смейся, я всего неделю как… Как Назар меня познакомил. И ведь еще боялся, что рассержусь…
– Но ты не рассердился, – кивнул тот, кого звали Клавдием. – И правильно сделал.
Профессор поднял с травы свою мандолину. Глядя, как он заботливо подтягивает струны, гость выудил из узкой золотистой пачки новую обреченную сигарету.
– Юлек…
Профессор отчего-то вздрогнул. Оторвался от своего занятия, удивленно уставился на гостя:
– А?..
Тот, кого звали Клавдием, извлек из догорающего костра ветку с угольком на конце:
– Юлек… Вот пес, не знаю, как и сказать.
– Ведьм своих по подвалам пугай, – пробормотал внезапно помрачневший профессор. – Меня не надо… Ну?
Гость закурил. Глубоко затянулся, не сводя с приятеля прищуренных, чуть воспаленных глаз:
– Ты, конечно же, знаешь, что она ведьма?
– Кто? – глупо спросил профессор.
– Твоя сноха, – гость затянулся снова. – Будущая сноха… Как ее, кстати, зовут?
– Ивга, – механически ответил профессор. Потом вдруг резко поднялся со своего чурбачка. – Что?!
– Ивга, – раздумчиво повторил тот, кого звали Клавдием.
– Ты соображаешь, что говоришь? – глухо поинтересовался профессор. Его собеседник кивнул:
– Юлек… За двадцать пять лет этой каторжной работы… Я определяю их даже по паршивым черно-белым фотографиям. И, что самое печальное, они меня тоже чуют… Им от меня дурно. Вашей Ивге стало плохо не потому, что она беременна, а потому, что рядышком оказался злобный я.
Профессор сел. Подобрал брошенную мандолину.
– Плохо, что ты не знал, – сообщил тот, кого звали Клавдием. – Я рассчитывал, что… Но это простительно, Юль. Они, особенно молодые, особенно те, что из глухой провинции… Очень боятся. Может быть, Назару она сказала?
– Помолчи, – пробормотал профессор, методично подтягивая и подтягивая струну. – О, зараза!..
Вырванный колок от мандолины оказался у него в руках. И сразу же после этого – в костре; потревоженные угли вспыхнули ярче – и успокоились снова.
Его собеседник выждал паузу. Вздохнул:
– Собственно, ничего страшного не случилось. Я сто раз видел счастливые семьи, в которых жена была – ведьма. Ты знаешь, сколько в одной только столице легальных их? Тех, что мы попросту держим на учете?
Оборванная струна на мандолине профессора Митеца свернулась спиралью, будто виноградный ус.
– Юлек…
– Замолчи.
Из дому вышел Назар. Слегка сбитый с толку, даже огорченный:
– Она сказала, что поспит… Но ей вроде бы лучше… Папа?!
Профессор отвернулся:
– Будь добр… будь добр, пойди и свари нам кофе.
Парень не двинулся с места. Когда он нервничал, ресницы его часто моргали – почти как у куклы, которую мелко трясут. Нервный тик.
– Папа…
– Назар.
Гость неожиданно усмехнулся:
– Все в порядке, Назарушка. Иди…
Оба напряженно молчали, пока за парнем не закрылась дверь кухни. И потом промолчали еще несколько долгих тягостных минут.
– Юлек, – медленно проговорил гость. – Ты разумный парень… всегда был. А теперь, вот зараза, я начинаю думать, что лучше бы мне этот маленький факт – сокрыть. Чтобы когда-нибудь потом, в спокойной обстановке…
– Ты соображаешь?..
Профессор отшвырнул от себя мандолину. Так, что она жалобно бренькнула, угодив на камушек в траве. Гость неодобрительно пожал плечами – но на этот раз промолчал.
– Ты… – профессор перевел дыхание. – Ведьма… В моем доме… С моим сыном… Тайно… Как гадко. Какая гадость, Клав…
Он поднялся, сунув руки глубоко в карманы; голос его обрел требовательные нотки:
– Я прошу тебя, Клавдий, поговорить с Назаром прямо сейчас. Я не желаю… Ни минуты…
– Юль? – тот, кого звали Клавдием, удивленно поднял брови. – А что я, по-твоему, могу сказать Назару? В конце концов, если он ее любит…
– Любит?!
Некоторое время профессор кружил вокруг костра, не находя слов. Потом уселся на место – и по выражению его лица гость понял, что на Юлиан Митец наконец-то взял себя в руки, надежно и крепко.
– Я так понимаю, – бесцветным голосом начал профессор, – что ты по долгу службы должен ее забрать? Для учета и контроля?
– По долгу службы, – гость в задумчивости закурил третью сигарету, – этим занимаются несколько другие люди. Вот распорядиться, чтобы ее забрали – это я, в самом деле…
– Попрошу тебя – только не в моем доме, – уронил профессор все так же бесцветно и глухо. – Я не хотел бы…
– Да нет никакой необходимости ее брать! – его собеседник сощелкнул с элегантных серых брюк черную снежинку копоти. – Она сама придет куда надо, и, уверяю тебя, ни один сосед…
– Мне начхать на соседей.
Лицо профессора налилось желчью. Всякий, кто час назад был свидетелем праздника с песнопениями, поразился бы случившейся с Митецем перемене.
– Мне начхать на соседей. А вот на сына мне не начхать; инициирована ведьма либо нет… Ты смотришь на все это глазами, зараза, специалиста, а я… – профессор осекся. Перевел дыхание, поднялся, намереваясь идти в дом.
– На месте твоего сына я бы ослушался, – негромко сказал ему в спину тот, кого звали Клавдием.
Назар явился через полчаса; о человеке, пережившем потрясение, принято говорить, что он внезапно постарел. С Назаром случилось обратное – молодой мужчина, который не так давно на руках внес в дом свою будущую жену, теперь казался испуганным и смертельно обиженным мальчиком:
– Клавдий?..
За время, проведенное в одиночестве, друг семьи успел прикончить пачку своих замечательных сигарет и теперь смотрел, как изящная картонная коробочка догорает в костре.
– Назарушка, она бы тебе сама сказала. Не сегодня-завтра… Но не посвятить твоего отца я не мог. Это было бы, м-м-м… некрасиво с моей стороны. Непорядочно. Да?
Назар шумно сглотнул:
– А может так быть, что она и сама не знает? Вдруг?..
Некоторое время Клавдий раздумывал, а не соврать ли. Потом вздохнул и покачал головой:
– Увы. Они всегда и все про себя знают.
– Она мне врала, – сказал Назар глухо.
Клавдий удрученно пожал плечами.
Ивга не спала – лежала, натянув на голову одеяло, уткнувшись носом в подтянутые колени и воображая себя улиткой. В домике, в раковине, уютно и тепло, все, что за стенками раковины, безразлично и безопасно…
Потом у нее кончилось воображение, а вечер все не кончался; кто-то ходил по дому, кто-то вполголоса переговаривался, потом ей послышался звук заводимого мотора.
В какой-то момент она почти поверила, что кошмар закончился и все обошлось, что Великий Инквизитор сейчас уедет и все останется по-старому…
В этот самый момент и пришел Назар. Не зажигая света, молча остановился в полумраке, у самой двери; Ивга напряглась, но первой вступить в разговор у нее не хватило смелости.