— За три года ты здорово продвинулась по службе.
— Стараюсь…
— А в каких ты отношениях с этим склочником Мавином?
Снова пауза; Клавдий понял, что неверно поставил вопрос. Неправильно сформулировал.
— В достаточно теплых, — отозвалась наконец женщина. — Но не в близких… Если ты это хотел узнать.
Клавдий хотел заверить ее, что «не хотел» — но вовремя удержался. Подобное уверение прозвучало бы и вовсе вызывающе.
— Твой визит не планировался заранее, — сказала женщина с коротким смешком. — Слишком внезапно… Мавин задергался — он ведь тебя боится.
— Да? — искренне удивился Клавдий.
Женщина перевела дыхание. Потупилась:
— Знаешь… Мне было бы проще, если бы мы остались в рамках этикета.
Проще — не всегда означает лучше, хотел сказать Клавдий. Но удержался, избавил язык от многозначительной фразы. Чего доброго, Федора подумает о нем, что он умнее, чем есть на самом деле…
Он криво усмехнулся; женщина напряглась.
— Мы можем вернуться в эти рамки, — сказал он примирительно.
Федора отвернулась:
— Поздно… Теперь это меня оскорбит.
Железный характер, змеиный ум — и мнительность некрасивого подростка. Нет, он никогда и ни в чем не мог ей помочь. И, вероятно, не сможет.
— Как ты думаешь, почему я приехал?
Снова напряжение в ее красивых холодных глазах. Почти испуг; или снова обманывает призрачный скользящий свет?
— Клавдий, — почти скороговорка, — Клав…
Она впервые произнесла его имя. Поспешно и как-то скомкано, будто боясь обжечь язык.
— Клавдий, у нас большие неприятности… У меня, у Мавина… У нас у всех…
— Да?
— Да… Летом смертность в округе традиционно возрастает. Несчастные случаи в горах, на воде… Отравления, молодежные драки… Колоссальный приток туристов… и очень сложно определить… когда за чьей-либо смертью стоит ведьма. Но… за последние две недели мы приговорили десять человек. Приговоры еще не приведены в исполнение…
Клавдий молчал. Федора волновалась; за всю историю Инквизиции всех служивших в ней женщин можно было перечесть по пальцам. Обеих рук и одной ноги. На подобных постах женщины, как правило, отличаются жестокостью и непримиримостью — в душе Федоры хватало того и другого. Но сейчас она волновалась, и Клавдий не хотел ей мешать.
— За последний месяц, патрон, уровень вновь инициированных ведьм вырос в среднем в два раза… «Колодцы» — семьдесят пять, восемьдесят… Небывалая… агрессивность… И — сцепка. Раньше такого не было, всякая ведьма одиночка… Теперь…
— Почему же куратор Мавин не обращался с докладом в Вижну? — прошелестел Клавдий одним из самых страшных своих голосов.
И почувствовал, как отстранилась, сжалась Федора:
— Он… Сперва мы думали, что это ошибка. Потом — что это наш недосмотр, что мы что-то где-то пропустили и теперь расхлебываем… Понятно, докладывать о… собственной несостоятельности…
— Я все понял, — сказал Клавдий обычным голосом. — Не говори Мавину о нашей беседе. Пусть расскажет мне сам.
Машина остановилась перед слабо подсвеченным зданием — памятником архитектуры. Самый старый и красивый Дворец Инквизиции в стране.
— Клав…
Он почувствовал, что его держат за руку.
— Клавдий… Ты ведь все понимаешь? Что происходит? Ты остановишь это, да?
Распахнулась дверца. Водитель почтительно склонился, приглашая господ инквизиторов выйти.
Неприятно пораженный ее слабостью, он хотел ответить что-то успокаивающе-неопределенное — но в этот момент из ночи будто взглянула сузившимися глазами покойная ведьма Магда Ревер. С которой лепестками сползал на пол мятый деловой костюм…
Он увидел Федору нагой. Такой, как помнил — мягкой и женственной, с тяжелой округлой грудью, со слишком широкими по современным меркам бедрами; на правом плече у нее родинка, снабженная дерзким черным волоском. Упругим, как антенна…
Кобель, подзаборный кобель! На глазах у двух подчиненных!..
— Выходи, — сказал он резко.
Слишком резко, Федора отшатнулась, но он не стал заглаживать неловкость. Его борьба с собой длилась долгую минуту и стоила новых седых волос — ладно, теперь он будет жестоким. И с Федорой, и… с ними. Товарками покойной Магды Ревер. Сколько бы их ни сыскалось в благословенном округе Одница.
За неделю до окончания зимы он выпросил у приятеля-гребца ключи от домика на спортбазе.
Под потолком горела лампочка в абажуре из паутины, и тела дохлых мух отбрасывали на фанерные стены непропорционально большие тени. Докрасна раскалялись спирали электрического камина, в углу оранжевой горкой лежали спасательные жилеты, а вдоль стены строго, как часовые, стояли красивые лакированные весла. Клав садился на продавленную кровать и ждал.