Я уже знал, что она согласится: увидев, что я так загорелся этой идеей и даже шучу, Мелисса на что угодно пойдет, лишь бы я подольше побыл таким.
– Ну, в общем… если твой дядя и правда не станет возражать…
– Он обрадуется. Клянусь.
И Мелисса сдалась, рассмеявшись сквозь слезы.
– Хорошо. Но в следующем году поедем в Хорватию.
– Конечно, – ответил я, и часть меня действительно подумала: а почему бы и нет.
Я опомниться не успел, как Мелисса уже, напевая себе под нос, убирала посуду из-под пиццы, а я искал номер Хьюго. Вот так и устроилось мое возвращение в Дом с плющом.
3
Дорога в Дом с плющом в то воскресенье больше смахивала на кислотный трип. Несколько месяцев я не ездил на машине и почти не выбирался из дома, и внезапный поток мелькающих образов и красок оказался мне не по силам. Отовсюду выскакивали неистовые пульсирующие узоры, пунктирные линии набрасывались на меня с асфальта, мимо проносились мигающие, точно стробоскопы, ряды ограждений, в вышине маниакально множились оконные ячейки многоэтажек; казалось, кислотные цвета гудели, точно электричество, так что у меня разболелась голова, машины мчались слишком быстро, я вздрагивал всякий раз, как мимо кто-то проносился с таким жутким свистом, что поток воздуха ударял нам в крыло. Мы ехали на такси – Мелисса одолжила кому-то свой автомобиль или отдала в ремонт, не помню, она объясняла, но запутанное объяснение тут же вылетело у меня из головы, – у водителя орало радио, героиня ток-шоу билась в истерике из-за того, что ей с тремя детьми приходится жить в гостиничном номере, ведущий выжимал из нее слезу, таксист выкрикивал гневные комментарии.
– Ты как, нормально? – вполголоса спросила Мелисса и сжала мою руку.
– Да, – я тоже стиснул ее ладонь, надеясь, что Мелисса не заметит, что меня прошиб холодный пот. – Нормально.
Отчасти так и было, по крайней мере, до некоторой степени. Когда схлынул первый порыв безрассудства, я задался вопросом, во что же ввязался, но, к счастью, записался на прием к своему терапевту, попросил его выписать мне обезболивающие и рецепт на солидный запас ксанакса, что он и выполнил без лишних вопросов, пролистав больничную карту и выслушав мой красочный душещипательный рассказ о том, как плохо я сплю. Дома я успокоительное принимать не собирался и первую таблетку проглотил перед тем, как сесть в такси, чтобы приехать в Дом с плющом уже в добродушном настроении и под кайфом. Лекарство подействовало: если раньше у меня сердце сжималось при мысли о том, что я покажусь родным в таком состоянии, то теперь, к своему облегчению, я подумал – а, плевать.
– Постойте-ка, – Мелисса вдруг подалась вперед, – вон же поворот, разве нет?
– Черт, – я резко выпрямился, – да, там налево…
Мы проехали поворот; таксист развернулся, ворча.
– Вот же ерунда, – буркнул он и, пригнув голову, всмотрелся вперед, – знать не знал, что тут поворот есть. – В голосе его сквозило раздражение, словно дорога оскорбила его как профессионала.
– До самого конца, – сказал я.
Дорога к дому Хьюго действительно выглядела так, словно являлась тут два раза в месяц по четвергам, и только тем, у кого в кармане был волшебный талисман, в остальное же время была невидима, а уехавший тут же ее забывал. Наверное, виноваты пропорции: дорога казалась слишком узкой из-за вытянувшихся вдоль нее сплошной линией высоких георгианских домов из серого кирпича да двойных рядов раскидистых дубов и каштанов; снаружи ее заметить было трудно, внутри же сложился собственный микроклимат – полумрак, прохлада и глубокая несокрушимая тишина, столь поразительная после бурного городского гвалта. Мне с детства казалось, что здесь обитают сплошь пожилые пары и дамы за пятьдесят с кудлатыми собачонками, пусть с демографической точки зрения это было маловероятно, но я и правда ни разу не видел тут ни одного ребенка, кроме своих кузенов, а впоследствии – детей Сюзанны, и подростковые вечеринки тоже устраивали только мы.
– Здесь, – сказал я, и такси остановилось у Дома с плющом. Я поспешил расплатиться, чтобы Мелисса не доставала сама чемоданы из багажника, кое-как вытащил их (один повесил на левую руку, второй волок в правой), такси с трудом, в несколько приемов, развернулось и уехало, мы же с чемоданами остались стоять на дороге, точно заблудившиеся туристы или путешественники, вернувшиеся домой.
Официально дом числился под семнадцатым номером, но кто-то из нас, кажется Сюзанна, в детстве окрестил его Домом с плющом из-за густых зарослей плюща, практически закрывавших все четыре этажа, и прозвище прижилось. Прадед с прабабкой (из зажиточных англо-ирландских семейств, сплошь юристы да доктора) купили его в двадцатые годы двадцатого века, но на моей памяти он уже принадлежал бабке с дедом. Здесь выросли четверо их сыновей, трое младших разъехались кто куда, переженились, родили детей, но дом оставался семейной гаванью: тут собирались на еженедельные воскресные обеды, дни рождения, Рождество, на вечеринки, если все гости не помещались в наши загородные дома или сады; когда же нам с Леоном и Сюзанной было лет по семь-восемь, родители отправляли нас в Дом с плющом едва ли не на все каникулы, и наша троица при добродушном потворстве Хьюго и дедушки с бабушкой жила вольницей, пока родители колесили на трейлере по Венгрии или ходили на яхте по Средиземному морю.