Ланн вел гнедую лошадь под уздцы, пока они не миновали решетку ворот и не пересекли деревянный мост, переброшенный через ров. Госпожа ди Рейз покорно плелась в тылу, погруженная в свои мысли. Ульцескор не мог не обратить внимания на ее непривычную молчаливость, но ничего не спросил, решив, что Летиция сама заговорит с ним, если захочет. Выйдя на дорогу, посыпанную щебнем и песком, он взобрался на лошадь и усадил девушку позади себя. Летиция обвила руки вокруг талии ульцескора, ничуть не смущаясь, и прислонилась щекой к его спине.
По обеим сторонами дороги возвышались деревья с красно-золотистыми кронами, словно осень, нарушив очередность в природе, обогнала лето и раскрасила листья в яркие цвета. Это уже не вызывало удивления у госпожи ди Рейз — Ланн говорил ей раньше, что никогда не видел сочной зелени в этой части света. В октябре листья и кусты начинали тускнеть, становились темнее и постепенно утрачивали краски, а позже выстилали землю черным, как сажа, покровом.
Ланн пустил лошадь шагом, затем медленно перешел на рысь. Он раз за разом прокручивал в голове разговор, невольным свидетелем которого ему пришлось стать. Ульцескор лениво размышлял, как лучше всего передать Летиции содержание этой беседы. Дорога была извилистой и пустынной, деревья смыкались за путниками цветной стеной, и их жизням ничего не угрожало. Они проехали несколько миль, не нарушая молчания, когда Ланн почувствовал, что хватка Летиции ослабла, и девушка начала сползать с седла. Он закинул руку за спину, чтобы ее поддержать, а после остановил лошадь.
Летиция проснулась и мутным взглядом уставилась ульцескору в затылок. Ланн, убедившись, что в следующие несколько секунд она не собирается падать, спешился, подхватил ее под мышки, как ребенка, и стащил на землю. Девушка покачивалась и потирала руками сонные глаза, пока Ланн поил лошадь и стреножил кобылу. Затем он соорудил для Летиции гнездышко из меха и одеял в тени пышного дерева, которое она немедленно заняла, собираясь возобновить дневной сон. Ланн перекусил холодным мясом и хлебом, терпеливо дожидаясь ее пробуждения. Когда он отошел по малой нужде и вернулся, девушка уже сидела прямо, роясь в сумке со съестным.
Ланн протянул ей флягу.
— Хочешь пить?
Она приподняла вуаль, сделала глоток и поморщилась, вытирая рот.
— С хорошей водой у вас проблемы, верно?
— Да, — кивнул Ланн. — На много миль вперед простилается сухая почва, не подпитываемая подземными источниками. Вода может стоить целое состояние, если предложить ее умирающему от жажды путнику. Но нам эта участь не грозит.
Летиция подвинулась, освобождая для него место.
— Так что случилось?
— Тебе не снились пророческие сны? — спросил он прежде, чем начать.
Она покачала головой.
— Не в этот раз. — Летиция помолчала, наблюдая за тем, как Ланн устраивается на клочке меха, подогнув под себя ногу. — Ты все-таки пошел к Анцелю, несмотря на мои слова. Иногда мне кажется, что ты безнадежен.
— Ваша проницательность пугает, госпожа ведьма, — отозвался ульцескор. — Но я вовсе не собирался посвящать его в подробности ваших тревожных снов, а, напротив, хотел добиться от него откровенности.
Это ее заинтересовало. Летиция вся обратилась во внимание, набивая рот орехами и сыром. Ланн не нашел мастера в его апартаментах, но встретил в коридоре ученика, ответственного за передачу поручений, и узнал от него, что Анцель созвал Совет. Какое-то время ульцескор топтался у двери зала, в котором обычно проходили собрания мастеров, не решаясь войти. Но потом ожидание его утомило, и он шагнул внутрь, ища взглядом Анцеля. Мастер увидел Ланна, как только тот вошел. Шторы были плотно задернуты, в помещении царил полумрак. Члены Совета сидели за массивными дубовыми столами, на которых стояли тарелки с остатками трапезы: по всей видимости, они заседали с самого утра. Молодой писарь скучал в углу за отдельным столиком, еще не сделав ни единой записи, ибо так было велено. Ланна почти насильно усадили в пустое кресло, хотя он уверял Анцеля, что недостоин подобной чести, и пришел, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Другие мастера начали было протестовать, но Анцель быстро принудил их к молчанию, поднявшись со своего места.
— О чем они говорили? — спросила Летиция.
— Примерно о том же, о чем вчера говорили мы. Один из мастеров, Синнет, высказал предположение, что Вираго — и, говоря так, я имею в виду их всех — сговорились против Гильдии. Может, против целого мира. Этому, по его словам, есть много подтверждений: то, что Вираго позволили Кайну забрать часть экзалторского снаряжения, их теперешнее бездействие и, самое интересное, наш с тобой контракт. Удивлена? — Летиция быстро кивнула, не переставая жевать. — Я не говорил тебе, но это действительно странно. — Ланн кашлянул и немного помолчал, подбирая слова. — Можете мне поверить, госпожа ведьма, никогда прежде Вираго не удовлетворяли просьбы, подобной вашей.
— Старуха удивилась, — сказала Летиция с полным ртом, — когда я сказала это.
— Синнет считает, что ты особенная. Избранная, если хочешь.
— Я? — Она едва не подавилась.
— И что я отвезу тебя к Кайну, — спокойно продолжил Ланн. — Синнет сказал это мне в глаза. По мнению другого мастера, теория про собирателя душ — полная чушь, и на самом деле Кайн тянется к источнику силы, он ищет в ведьмах первопричину колдовства.
Летиция вспомнила красивое мужское лицо, просвечивающееся сквозь хрустальную маску, пронзительные зеленые глаза, жадные, ищущие, проникающие в самую глубину, скользкие пальцы, от одного прикосновения которых по жилам растекался парализующий лед. Она поежилась, кутаясь в алый плащ. Летиции хотелось верить, что никому не под силу забрать то, что спрятано у человека внутри. Можно убить, надругаться, покалечить — физически и морально; но нельзя лишить души или колдовства — эфирных материй, которые не увидишь и не ощупаешь руками.
— Как думаешь ты?
— Я не знаю. Возможно, он прав. — Ланн взглянул на солнце, отметив, что скоро нужно отправляться в путь, если они не хотят заночевать у дороги. — Что касается заговора… Мастера не ведают, что одна из Вираго ушла к Кайну. Этим знанием владеем только мы.
— Ты, конечно, не сказал им? — спросила Летиция, прищурившись.
— Нет.
— К какому решению они пришли?
— Я не хотел заставлять тебя ждать. Поэтому ушел до конца собрания.
Ланн замолчал. Спустя минуту он принялся складывать вещи. Завернул остатки трапезы в тряпицу и сунул в походную сумку, потом поднялся и велел девушке встать, сложил одеяла и меха и расположил их на седле. Развязал лошади ноги.
— Значит, все указывает на то, что Вираго в сговоре с Кайном.
— Не будем торопиться с выводами, — холодно изрек Ланн. — Отношения между ведьмами и ульцескорами всегда были несколько напряженными.
— Потому что ведьмы считают себя лучше? — предположила девушка.
— И поэтому тоже, — кивнул он. — Чем выше ты стоишь, тем легче оступиться.
— Я никак не пойму, на чьей ты стороне?
— Ни на чьей. — Ланн вскочил в седло и легонько хлопнул по крупу лошади. — Залезай.
Летиция подошла, сунула ногу в стремя и схватилась за его руку.
— Я хочу верить одной из Вираго, — произнесла она, когда они тронулись в путь.
Ульцескор мигом догадался, о ком идет речь.
— Тиша, она давно выросла и не прикидывается ребенком.
Госпожа ди Рейз сделала вид, что не услышала. Меня не так-то легко обмануть, думала она, почему же Ланн считает, что это удалось сделать Шайне?
— Старуха сказала, что Шайна умеет читать мысли.
Он этого не знал.
— Тогда она первая в списке подозреваемых. После самого Кайна.
— Это не делает ее виноватой, — возразила Летиция.
— Держись крепче, — сказал Ланн, взмахивая поводьями.
Он ударил коня в бока, пуская его в галоп. Дорожная пыль вихрем взметнулась под копытами лошади, оседая на ресницах и царапая кожу, и девушка прижалась к спине ульцескора, закрыв глаза. В ушах пронзительно свистел ветер, и Ланн все равно не расслышал бы ее слов, вздумай она заговорить. Шайна нравилась Летиции не потому, что выглядела малышкой, а ведь дети в большинстве своем простодушны и вызывают доверие. Причина ее приязни таилась в другом — каком-то размытом, не до конца сформировавшемся предчувствии, и поэтому госпожа ди Рейз не смогла бы доходчиво объяснить это Ланну. Да и будучи врагом, стала бы Шайна говорить им свое имя?