— Ты это сделала? — спросили ее позже.
— Да, — кивнула Айри. — Я ее убила.
Они назвали ее чудовищем. Такой, что недостойна жить. Хотели заковать ее в цепи и держать в сыром подвале, подальше от людей и дневного света. Заберите ее, кричала мать, это не мой ребенок. Это существо, хладнокровно убившее родную тетку, не может быть моей дочерью; лишь порождение хаоса и тьмы способно на подобную жестокость. Айри забрали люди из Гильдии. Может, девочка дрожала от ужаса, когда ее заталкивали в клетку, занавешенную черным полотном с радужным отливом, но это стерлось из ее памяти так же быстро, как и прощальные слова матери.
И все же кое-что Айри запомнила хорошо. За нее заступилась Вираго.
— Я стану ее учить, — сказала стройная светловолосая девушка всего на голову выше Айри, хотя девочке было девять лет. — Я заставлю ее понять, в чем она ошиблась.
Правый рукав ведьмы едва заметно подрагивал, словно в нем лениво извивалась змея. Перехватив пытливый взгляд Айри, ведьма с улыбкой продемонстрировала ей свое увечье. Ее рука оказалась полой, под покровом из бледной плоти не было ни мяса, ни костей.
Эту Вираго звали Лайя-Элейна.
Сейчас перед Шайной-Ламех стояли двое мужчин в хрустальных масках, и для нее они ничем не отличались от охотников, которые посадили ее в клетку много лет назад, чтобы доставить в Гильдию. На лицах экзалторов застыло показное безразличие. Чуть раньше они высказали ей свою просьбу, содержавшую решение Совета. Пока что — лишь просьбу. Но если ты откажешься, говорили их застывшие, ничего не выражающие глаза в прорезях масок, рано или поздно нам придется применить силу.
— Я не могу, — ответила она. Нельзя сказать, что от одного вида экзалторов у Шайны цепенели конечности, но их трудно было назвать желанными гостями. Порождения хаоса и тьмы, вспомнила Шайна слова матери; вот кем были для экзалторов ведьмы — все до единой. — Не могу сделать это с моими сестрами.
Где-то за стенами Башни Луны рыщет Кайн, попирая все то, что испокон веков защищала Гильдия. Он цинично нарушает те законы, которые клялся соблюдать, а ульцескоры тем временем устраивают междоусобные войны, обвиняя ведьм в заговоре против человечества.
— Нет, — повторила Шайна.
Экзалторы переглянулись. Затем один из них, не говоря ни слова, запустил руку в карман плаща и показал Шайне какой-то предмет. Девочка не сразу поверила своим глазам. Маленькая хрустальная маска, выточенная для ее детского личика, сверкая и переливаясь, лежала на раскрытой ладони мужчины. Шайна-Ламех потянулась к ней не только рукой — потянулась всем естеством. Всегда найдется кто-то могущественнее, говорила ей Алия-Аллор, зло всегда будет наказано. Но эта маска сулила бескарность.
В последний момент экзалтор отвел руку, словно насмехаясь над девочкой.
— Так что? — спросил он.
Хрустальный слепок личика Шайны, наделенный отражающей магией, обрел над ней абсолютную власть. Она возжелала его больше всего на свете, все утратило цену, кроме этой вещицы, зажатой в чужой руке.
Шайна улыбнулась и вытянула руку, шевельнув пальцами. Лайя-Элейна научила девочку сдержанности и здравому смыслу, но она не смогла уничтожить ее стремление к силе. Сквозь дымчатую пелену лет, никак не отразившихся на детском лице, проглянула та, которую все страшились: создание, равнодушно наблюдавшее за родственницей, захлебывающейся кипящей кровью.
Изнывая от восторга, Айри надела маску.
Глава 4
— Это не похоже на постоялый двор, — заявила Летиция, окидывая взглядом неприметную бревенчатую лачугу с квадратным крыльцом. В сарае позади дома одиноко и жалобно блеяла овца. — И на гостиницу тоже.
Вдалеке загремело, на черном полотнище неба вспыхнул белый завиток пламени, на миг осветив низкий скат крыши. Лошадь, которую Ланн держал за уздцы, коротко и пронзительно заржала. Ульцескор запрокинул голову, и первые капли упали ему за шиворот, заставив торопливо набросить капюшон.
— Я останавливался здесь раньше, — сказал он.
Из прорезей в закрытых ставнях лился мягкий желтый свет. Тени странников, протянутые по земле, чудно слились воедино и теперь ничем не походили на человеческие. Лошадь фыркала и перебирала копытами, напоминая хозяевам, что целый день катала их на своей спине, чем заслужила солидный пучок сена и крышу над головой.
Ланн передал девушке поводья.
— Я сейчас вернусь.
Он немного потоптался перед крыльцом, отряхивая сапоги от налипшей грязи, а затем без стука вошел в дом. Летиция осталась снаружи. Тонкие струйки дождя стекали по ее капюшону и волосам, а лошадь повернула морду к девушке и укоризненно смотрела на нее большими черными глазами. Становилось холоднее. Летиция плотнее закуталась в мокрый плащ, как будто это могло ее согреть, и принялась притоптывать на месте, стуча зубами. Прошло около десяти минут, прежде чем Ланн позвал ее в дом.
Он усадил ее перед теплым очагом и сунул в руки кружку горячего чая, а сам вышел во двор, чтобы позаботиться о лошади. После его ухода Летиция поставила кружку на стол, повесила плащ на крючок у двери и опасливо выглянула в коридор. Из дальней комнаты доносились приглушенные голоса: мужчина и женщина как будто спорили о чем-то, по очереди перебивая друг друга. Внезапно женщина громко и мелодично рассмеялась, а за этим последовал влажный звук поцелуя.
Это показалось Летиции омерзительным, и она, утратив всякий интерес к дальнейшим увеселениям влюбленной парочки, вернулась в комнату и допила чай. На стене напротив очага висела картина: феи с прозрачными крылышками и крошечные гномики в остроконечных колпаках танцевали в кругу грибов с пятнистыми шляпками. В неровном свете пламени девушке почудилось, что лесные жители призывно тянут к ней руки, а на их миниатюрных личиках расцветают улыбки. Летиция моргнула несколько раз, коснулась пальцем засохшей краски — картинка осталась статичной, гномики не шевельнулись. Она встала к изображению спиной, шагнула к очагу, а затем резко обернулась и стрельнула глазами в гномов, чтобы они не вздумали шалить.
— Что ты делаешь? — спросил Ланн с невыразимой печалью в голосе.
Картина полностью поглотила внимание девушки, и она не заметила, как он вошел. Летиция смущенно поправила платье и промолчала. Не говорить же ему, что она забавлялась с нарисованными гномиками.
— Там есть люди, — Летиция кивнула на коридор.
— Неужели? — Ланн бросил на пол тугой комок из одеял и меха и сел перед очагом, вытянув ноги. — Старый папочка храпит на чердаке, пока его дочь развлекается с новым гостем. Она держит его здесь уже третий день, а он все не сдается.
— Что? — переспросила девушка.
Ульцескор глянул на нее краем глаза.
— Не думал, что ты такая везучая.
— Ланн? — Летиция начала медленно закипать. — О чем ты говоришь?
В коридоре послышались шаги. Сюда кто-то шел.
— Не заходи ей за спину, — быстро шепнул Ланн. — Они этого не любят.
В дверном проеме возникла высокая белокурая девушка с глазами насыщенного зеленого цвета и полными яркими губами. Золотистые волосы доходили незнакомке до пояса. На ней было светло-зеленое платье до колен, белая кружевная шаль и мягкие тряпичные туфли. Удостоив Летицию коротким неприязненным взглядом, она повернулась к Ланну и очаровательно ему улыбнулась.
— Вы, стало быть, голодны? — Голос хозяйки напоминал перезвон колокольчиков в тихом лесу и в то же время был холодным и неживым. — От ужина кое-что осталось. Я принесу.
Не глядя, она шагнула назад и едва не столкнулась с мужчиной, неслышно подошедшим сзади. На его лице играла широкая, слегка глуповатая улыбка. Судя по всему, он был по уши влюблен в золотоволосую красавицу.
— Элиот, возвращайся в комнату, — велела хозяйка, но мужчина не сдвинулся с места. Приобняв ее одной рукой, Элиот с интересом рассматривал гостей. — Элиот, — она слабо толкнула его в грудь, — уходи.
— Кто они, Ульрика? — спросил мужчина.
— Всего лишь путники, попросившиеся на ночь.
Элиот перевел на нее взгляд.
— У тебя доброе сердце, — с чувством сказал он и наклонился к ней.