Вошедшая девушка откинула на плечи капюшон. Блестящие волосы рассыпались черным каскадом, и она, не глядя, расправила тугие локоны на плечах. Как можно дружелюбнее улыбнулась мрачной фигуре в плаще.
— Я знаю, что это ты, Шайна. И, думаю, ты тоже узнала меня.
Шайна подперла голову рукой, опираясь на подлокотник кресла. Несколько раз осмотрела клиентку с ног до головы, словно предмет, выставленный на продажу. Мужчины желали коснуться этих губ цвета спелых вишен, зарыться лицом в эти шелковые волосы и обладать соблазнительным телом, скрывавшимся под платьем из тонкой серой шерсти; и, может статься, Эйре-Луне было невыносимо сложно хранить целомудрие. Кому-то она ведь подарила поцелуй-другой.
Девочка-палач подалась вперед, не видя смысла во лжи.
— Тебя сложно не узнать, Снежная Ведьма, — сказала она. — Твоя красота сияет даже среди холода и мрака.
В ее голосе не звучало ни зависти, ни лести. Шайна всегда останется маленькой девочкой — таковой была ее судьба; ее бедра никогда не округлятся, грудь не нальется, как спелые яблоки, а после смерти ее тельце уложат в крохотный гробик, предназначенный для детей. Может, по этой же причине сердце Шайны было закрыто для любви — по крайней мере, для того страстного чувства, которое иногда возникает между взрослыми.
— Ты не обязана говорить со мной, Шайна, — произнесла Эйра-Луна, старательно подбирая слова, ведь она находилась на правах обвиняемой, — но мне было приятно услышать твой голос. — Могло показаться, что ведьма всячески пыталась угодить Шайне, но за внешним раболепием Эйры-Луны скрывалась темная злоба: ее глаза были как два островка льда в холодном океане. — Что мне следует делать?
Эйра-Луна стояла достаточно близко, и для Шайны не составило бы труда проникнуть в ее мысли, не сходя с места. Но что плохого в том, чтобы придать этому действу подобие ритуала? Шайна поманила клиентку пальцем.
— Подойди.
Эйра-Луна приблизилась, воздух наполнился запахами розы и ванили, словно в подземелье вдруг распустились цветы. Шайна заставила девушку опуститься на колени перед ее креслом, взяла лицо Эйры в руки, погладила ее бархатные щеки. Откуда-то изнутри поднялся шар огня, застыл в горле Шайны, сдерживаемый здравым смыслом. Девочка могла выдохнуть пламя в это прекрасное лицо, как огнедышащий дракон о трех головах, могла сжечь красоту, превратив ее в пепел, которым никто не станет восторгаться. В том, чтобы уничтожать, есть особая прелесть — Шайна познала это еще ребенком.
— Это больно? — спросила Эйра-Луна.
Шайна почувствовала ее дрожь: дрожали они обе — одна от страха, другая в предвкушении насилия. Именно так называлось то, что Шайна собиралась сделать — существовала ли разница между проникновением в тело и душу, если то и другое совершалось подневольно?
— Нет, — шепнула Шайна и прижалась к ее губам — только потому, что захотелось. Горячие щупальца чужих мыслей вонзились в голову Эйры, как сотни лезвий, раскаленных добела; ее гладкий лоб покрылся испариной, холодные капли пота заструились вниз по вискам. — Нет, — выдохнула девочка, отрываясь от пухлого, сладкого рта. Ее тело наполнилось недетским возбуждением, в мозгу одна за другой сменялись картинки, фантазии другого разума, и Шайна едва успевала их рассмотреть, что уж говорить о том, чтобы запомнить. Кто-то прижимал ее к стене, тяжело дыша: спиной она чувствовала шершавые доски сарая, в помещении пахло сеном и лошадьми, чьи-то пальцы шарили у нее между бедер и, нащупав искомое, превращались в лижущие языки огня. Она вздрагивала и извивалась, объятая сладострастной мукой, а потом другие руки оторвали от нее тощего, запыхавшегося юношу и с размаху ударили его по лицу. Она сползла вниз по доскам, царапая спину, на смену пламени пришли тлеющие угли, да и те вскоре потухли.
Просмотрев и прочувствовав еще несколько похожих сюжетов, Шайна наткнулась на неприятный опыт. Ее били кнутом. Плеть из кожаных ремешков оставляла на спине продолговатые багровые следы, и это пламя — пламя боли — было совсем другого рода. Их сердца, ее и Эйры, ставшие одним целым, мучительно сжимались; горькие слезы раскаяния катились по щекам. Она бежала прочь из отцовского дома, прижимая к груди разорванное платье, а вдогонку неслись колючие, обидные слова. Портовая шлюха. Мерзкая, развратная дрянь. Может, она и взяла пару монет у своих почитателей, но что с того? Она плакала и умывалась водой из ручья, стоя на коленях, зная, что грязь можно смыть, и только клеймо не стереть никогда.
Поверхность ручья подернулась льдом, и белые пальцы изморози протянулись к дому, где родители и старшие сестры разделили свою последнюю трапезу, ничуть не беспокоясь о ней, о Лири, и ее пустом желудке. Небеса потемнели, ветром принесло снежные тучи, в середине лета завихрилась жестокая метель. Живой холод проник сквозь щель под дверью, оплел сестрам ноги, приморозил к месту отца и мать, влился им в глотку, покрывая внутренние органы налетом из ледяных кристаллов. Снежная мантия легла Лири на плечи, укутав девушку теплом, и она поняла, что горячим было лишь ее тело, возжелавшее наслаждений, а вот ее сердце всегда оставалось ледяным.
Шайна облизала сухие губы, на время отпустив разум Эйры, чтобы привести в порядок мысли. Тело клиентки обмякло, полностью расслабившись, голова упала на грудь. Сомневаться не приходилось — Эйра-Луна отправила на тот свет четверых. Раньше Шайна чувствовала себя преступницей, невесть как оказавшейся среди святых, и она испытала удовлетворение, узнав правду.
Эйра-Луна застонала, когда девочка вновь протянула к ней руки в черных перчатках. Вторжение не было болезненным, Шайна бы почувствовала это вместе с ней, скорее, жертва противилась ему мысленно. Хрустальная маска стала тяжелее, давила на лицо, тупыми краями вонзалась в лоб и щеки. Что же, быть небесным обвинителем нелегко, подумала Шайна, постепенно осваиваясь в мозгу Эйры-Луны, словно в доме, который ей впоследствии предстояло занять. Она искала связи с другими Вираго, в частности с Лайей-Элейной, исчезнувшей из Гильдии в одно время с Кайном. Шайна относилась к прежней наставнице с уважением и не верила, что она может оказаться заодно с экзалтором, но сейчас ее личные предпочтения не играли никакой роли.
Ее клиентка боялась Кайна до дрожи в коленках, но этот страх был несколько иным: Эйра-Луна опасалась, что непозволительно красивый экзалтор разбудит в ней былую страсть, и она уже не сможет устоять перед зовом плоти. А после этого она без раздумий отдала бы Кайну и душу, и все остальное.
Ничего. Ничего нет. Шайна отбрасывала чужие воспоминания в сторону, как заношенную одежду или старые башмаки. Клетка, занавешенная черным полотном. Зал с выпуклым куполом, Королева, Шут и Тень на витражах, спокойный, уравновешенный голос Алии-Аллор: 'Мы позаботимся о тебе'. Ряд фигурок изо льда, который не таял: птицы с женскими лицами, крылатые лошади, цветы с перьями вместо лепестков. Зеленые глаза Кайна, неуловимая улыбка и ласковый взгляд, вызывавшие странное томление в низу живота. Губы Кайна на ее губах, горячий язык экзалтора, медленно исследующий ее рот. Шайна содрогнулась от отвращения: это резонировало с чувствами жертвы, и связь резко оборвалась.
Шайна постаралась быть осторожней, впредь рассматривала подобные образы издалека, не углубляясь в них. Впрочем, ничего похожего больше не встречалось: свидание с Кайном было одноразовым, а другие мужчины не смогли потревожить холодное сердце красавицы. Не было Лайи. Не было и намека на предательство. Шайна со вздохом отстранилась и только тогда почувствовала, как сильно устала. Она позвала экзалторов, надавив на квадратное углубление под креслом.