Выбрать главу

Любовь имеет свою цену. Не в том смысле, что ее можно купить. Она требует жертв и она ненасытна: поглотив все предложенное, любовь непременно захочет еще. Для некоторых эта ноша оказывается непосильной, и они желают ее сбросить; кто-то бежит от самих себя, другие выбирают смерть — сердца или тела. Иногда любовь угасает медленно, заставляя забывать, и это сродни милосердию. Бывает, она наносит удар за ударом, ставит несчастного на колени, чтобы в итоге оставить его ни с чем. Порой она бьет один раз, но жестоко, — и тогда потрясение настолько сильно, что лишает способности размышлять. Пламя. Боль. Красная птица жизни. Воля, честь, благоразумие. Подобно черной дыре, которая в будущем проглотит время и вселенную, любовь забирает все.

Ланн готов был возложить на жертвенный алтарь все, чем владел, и даже то, чем владели другие. Его никогда не посещали мысли о самоубийстве, но до встречи с Летицией его существование было пустым. Будучи карцем, он принимал все как должное; как ульцескор, он делал то, что подразумевал контракт. Ему хватало суеты окружающего мира, до краев наполненного болью и гневом. Ланн не находил удовольствия ни в убийствах, ни в изысканной еде, ни по части постели. Его товарищи убивали, наедались до отвала и спали с женщинами, а он всего лишь им подражал. Но Летиция ди Рейз вошла в его жизнь и изменила все. Ланн хотел ее; хотел так, как никогда и никого не хотел. Ради нее он мог стать зверем пострашнее Кайна.

'Если это конец, я умру вместе с тобой'.

Так он думал, пробираясь через лес и без остановки отсекая колючие ветки. Шадрен помогал ему, как мог, но ульцескор шел первым, поэтому на его долю выпала основная часть работы. Экзалтор следил за соколом и давал указания. Через час Шадрен предложил Ланну поменяться, но тот отказался. 'Я сам', — глухо пробормотал ульцескор. Правая рука ныла от усталости, поэтому он переложил клинок в левую и продолжил работу.

Ланн остановился, чтобы перевести дух, и не услышал за спиной шагов Шадрена. Он резко обернулся, держа наготове меч. Шадрен был в хрустальной маске. С плотно сжатым ртом он перерезал веревку, сдерживающую Фрея, снял с его головы клобучок. Затем произнес одними губами: 'Лети' — и сокол взмыл над лесом, не дожидаясь повторного приглашения.

— Это здесь. — Голос экзалтора выдавал напряжение. Шадрен медленно натянул перчатки, вскинул на плечо ружье. — Ведьма.

Ланн проследил за направлением его взгляда. Среди сине-черной мглы он различил неясную тень. Экзалтор выстрелил наудачу, и белый луч, вырвавшийся из ружья, на мгновение осветил высокую фигуру в плаще. Цель не сдвинулась с места. Ланна пронзила внезапная догадка — а вдруг ради забавы Кайн решил вывести к ним Летицию, одурманенную зельем, чтобы экзалтор расстрелял девушку, тем самым причинив боль и ей, и Ланну? Ульцескор протянул руку и силой заставил Шадрена опустить ружье. Тот лишь недоуменно посмотрел на него.

Раздался звонкий, мелодичный смех, и они одновременно повернули головы к ведьме. Ланн выдохнул с облегчением. Кем бы она ни была, это не Летиция.

— Мы не ждали вас так скоро. — Сканла-Кай опять рассмеялась. — Это сокол, да? Какая досада. Но я спешу вас разочаровать. В подземелье пройдет только один, и это будешь не ты, экзалтор.

— Ты меня не боишься? — спокойно поинтересовался Шадрен. — Я могу тебя убить.

— Нет, не можешь. Видишь ли, есть одна проблема… — Ее плащ с шелестом соскользнул с невидимых плеч, платье утратило форму и упало на землю, сапоги опрокинулись на бок под тяжестью одежды. — Я не существую.

На этот раз выстрел был точным — но ведьма либо успела отскочить, либо белый луч не причинил ей никакого вреда. В последнее Шадрен не верил. Он щелкнул затвором, перезарядив ружье. Он не видел Сканлу, но в лесу было тихо, и он собирался ориентироваться по звукам: где-то хрустнет ветка, чавкнет земля, дрогнет в луже стылая вода. Мог ли он знать, что звук подчинялся Сканле не хуже собственного голоса? Шадрен снял капюшон, чтобы точнее улавливать ее передвижения, и это было самой большой его ошибкой.

— Иди, — сказал он Ланну. — Я останусь здесь.

— Ты уверен?

Шадрен метнул в него сердитый взгляд.

— Есть другие варианты, ульцескор?

— Нет, не думаю.

Ланн собирался ободряюще хлопнуть экзалтора по плечу, но сдержался. Сейчас было неудачное время для подобных сантиментов. Это могло отвлечь Шадрена, подарив невидимке секундное преимущество над охотником. Поэтому Ланн отошел, стараясь двигаться как можно тише. Приблизившись к груде сброшенной ведьмой одежды, он разглядел две ржавые створки люка, покрытые мхом. Они почти сливались с землей.

Ульцескор присел на корточки, нащупал ручку, взялся за нее обеими руками и открыл люк. На него пахнуло стылым запахом могилы. Каменные ступени вели вниз. Ланн начал спускаться, отбросив сомнения прочь. В подземелье не было света, и глаза ульцескора, подчиняясь его воле, вспыхнули голубым. Проход оказался достаточно узким, и он ступал по влажной земле, не боясь заблудиться. Спустя минуту или две сияние его глаз померкло, как будто тьма высосала его и оно истощилось. Дальше Ланн двигался на ощупь, широко раскинув руки в стороны и касаясь пальцами стен.

Три поворота вправо, два левых и еще один правый. Рука наткнулась на что-то холодное и металлическое: дверь. Она так плотно прилегала к стене, что в подземелье не проникало ни капли света. Ланн стянул с лица тряпку, чтобы не выглядеть глупо, какое-то время возился с замком, состоявшим из нескольких петелек, а потом со всей силы толкнул дверь плечом.

Ему пришлось зажмуриться и прикрыть рукой глаза. Кто-то ахнул и принялся часто и глубоко дышать, как только он вошел, и Ланн успел обрадоваться. Но его постигло разочарование. В огромном зале было множество кроватей, и только одна из них всегда оставалась занятой. На ней, с головой укрывшись клетчатым пледом, сидела незнакомая девушка. Голубые глаза были широко распахнуты, в них отражался то страх, то надежда: кажется, она не знала, что и думать.

Он не удосужился поинтересоваться ее именем, а сразу перешел к делу.

— Где Летиция? — Ланн быстро сообразил, что это запуганное до смерти существо могло не ведать, как зовут его возлюбленную. — Она бледная и красивая, с черными вьющимися волосами и в сером платье. — Описание не было исчерпывающим, но в тот момент он не смог придумать больше.

— Госпожа? — Джил заморгала. Затравленно оглянулась, как будто в зале, где негде было спрятаться, Кайн мог возникнуть из воздуха или вылезти из-под кровати. — Вы говорите о госпоже?

Госпожа ведьма. Ланн понял, что он правильном пути.

— Где она?

— Так это вы — Ланн? — Она мучительно улыбнулась. — Как мило, что вы пришли за ней. Вы — волшебник? Или, может быть, убийца? Та дверь, — Джил взглядом указала на вход позади Ланна, — свободно открывается только снаружи. Вы понимаете, о чем я говорю? Мы в ловушке. Вам не выйти отсюда. Если только вы и вправду не волшебник.

Ульцескор понял, что допустил ошибку, позволив двери захлопнуться. Но лепет Джил злил его гораздо больше. Он задал ей конкретный вопрос, разве нет? Ланн уверенно приблизился к девушке.

— Где Летиция? — жестко спросил он. — Скажи мне, где она!

Джил снова одарила его одной из своих трагических улыбок.

— Я не могу. Кайн убьет меня.

Ланна сорвал с нее плед, его руки сомкнулись на ее округлых плечах. На девушке были какие-то лохмотья, но он не придал этому значения и вдавил пальцы в пухлую плоть, чтобы сделать ей больно. Джил взглянула на него с отчаянием и мольбой. Ланн виделся ей ничем не лучше Кайна: все мужчины бесчувственны и неоправданно жестоки. Их главным оружием всегда была грубая сила.