Я же пугаться не спешила и поставила возле него ведро воды. Диковинный зверь не стал воротить клюв и изображать из себя птицу высокого полета.
Он прекратил оглашать замок криком разбуженного часового и благодарно припал к воде, намереваясь утолить накопленную за ночь жажду.
Любоваться тем, как пьет грифон, я не стала, поскольку мне однажды довелось увидеть сей процесс, и перспектива наблюдать его повторно меня не прельщала.
Поэтому я оставила полуптицу-полульва восполнять истраченные запасы организма и прошествовала в башню, противоположную той, где прошла моя ночь. В замке подобных построек насчитывалось всего четыре.
Башня, в которой я оказалась, использовалась мною для хранения основных пищевых запасов, как гордо именовал их Гарконаш. Сам летающий ум, честь и совесть располагался в донжоне, наиболее пригодном для проживания и благополучного обитания в стенах замка. Компанию ему составляли Милика со Шрамом и Тихоней, а также различные предметы мебели, портреты, забитые шкафы с одеждой семейства Марлоу и огромная библиотека, занимающая целый этаж немаленькой башни.
В донжоне я старалась проводить время либо в обществе великого всезнайки, ребенка и берийских псов либо за готовкой еды на кухне для себя и вышеперечисленных личностей, за исключением летающей книги. Гарконаш не нуждался в земных яствах, ему достаточно простой духовной пищи от пыльных кусков бумаги.
Вся обстановка в башне напоминала мне о Марлоу, что распаляло желание крушить все, что попадется под руку. Поэтому одна я там старалась не находиться. Мало ли что могло произойти.
Помимо библиотеки, кухни, больших залов и помещений в донжоне усилиями предков мага была построена купальня, единственная в целом замке. Ею не пользовалась ни я, ни Милика, ни тем более Гарконаш. Что-то сломалось в механизме подачи воды, а исправить поломку оказалось не в моих силах. Здесь нужны были крепкие руки, мужские мозги и умение приложить эти две важные составляющие в одном месте, да так, чтобы был толк.
Мозгами обладал Гарконаш, а с руками не срослось. Ни у него, ни у меня. Пока что нам хватало большой деревянной бадьи, воду для которой я нагревала с помощью запасенных дров и собственного огня, но кто знает, как часто любит принимать ванны Киммер. И по сколько раз на дню.
Башня, служившая мне для ночлега, представляла собой склад только моих вещей. В ней у меня была персональная лаборатория, в которой я создавала различные настойки, хранилище собранных трав, шкафы для одежды и комнаты для испорченных принадлежностей, которые, как я считала, еще можно вернуть в первозданный вид или вдохнуть в них новую жизнь. А также там были памятные предметы и сувениры, среди которых затесалась и парочка инородных сокровищ, доставшихся мне по наследству от прошлого обитателя замка. Не предков Марлоу. То, что имело к ним отношение, я чуяла буквально за версту.
В последней башне мне побывать не удалось. Марлоу ее закрыл. Наглухо. Как и ворота.
Но если за территорию замка выбраться можно и без использования центрального входа, то залезть в заветную башню — никак!
Потайных ходов, ведущих в нее, я не обнаружила, а от опутавших башню плетений мне медленно и неотвратимо хотелось освободить желудок от его содержимого.
И каждый раз, когда я проходила мимо запертых секретов Марлоу, во мне вспыхивала искра любопытства, которая в последнее время разгоралась все сильнее и сильнее.
Дело в том, что одним грозовым вечером в крышу башни угодила молния, и в ней образовалась лазейка. К моему неописуемому несчастью, пролезть в нее в обличье дракона не представлялось возможным. Размеры не те. И у лазейки, и у моего звериного тела.
А проникнуть в человеческом облике я не могла, поскольку была опасность сорваться с покатой крыши вниз, прямо на галереи оградительных стен. Что, собственно, уменьшало мой энтузиазм поживиться секретами Марлоу, но полностью его убить не могло.
Терпение — величайшая добродетель. И оно вознаграждается сторицей. Особенно когда удается перевоплотиться в дракона после двух лет упорных попыток добиться желаемого результата.
Самой.
Без посторонней помощи.
Первым делом я заглянула в подвал, где хранила скоропортящиеся продукты.
В основном мясо, добытое мною на охоте или купленное на рынках тех стран, в которых мне удалось побывать благодаря Марлоу и его жажде наживы. Неощипанные куропатки, замершие в последнем прыжке олени, тушки зайцев и кроликов громоздились на покрытом инеем полу, столах и полках. На вбитых в потолок крюках висели связки рыбы, речной и морской. Особой гордостью в этой коллекции съестного был обитатель подводного мира, двухметровый и грозный, угрожающе скалящийся неровной кромкой рта, словно передавая привет из черной бездны, в которую он попал.