— Здравствуйте, — тихо сказала Алёна, удивившись, что даже её голос звучит здесь иначе — мягче и размеренней.
— Здравствуй, Алёна, — ответила одна из женщин, и девушка узнала в ней ту, что помогла в родах.
— Спасибо вам, что не бросили меня той ночью, — проговорила она, — я не успела вас поблагодарить.
— Рада, что тогда всё обошлось, — был ответ.
— С чем пожаловала? — менее доброжелательно спросила другая.
— Я хотела попросить у вас помощи, — ответила Алёна, опустив глаза: слишком пронзительным был направленный на неё взгляд.
Она уже давно не выдерживала таких взглядов. Вот когда хорошо себя чувствовала, могла так посмотреть в ответ, что собеседник отводил взгляд, а теперь — нет, ощущала, что не пересмотрит.
— Долго же ты к нам шла, — продолжала женщина.
— Я не знала, куда мне надо, — просто ответила Алёна. — Искала, спрашивала у деревенских, а они только отмалчивались.
— Деревенские нам не товарищи, — сказала собеседница, — нашла, у кого спрашивать.
— Так больше не у кого! — возразила Алёна.
— Ладно, ладно, — вмешался Степан, — давайте мою дочку чаем напоим, выслушаем, а потом рядить будем.
— Да кто её к себе в дом поведёт? — не унималась женщина. — Она же вон что с собой несёт, — она показала куда-то за спину Алёны.
— Я поведу, — сказал Степан, — а ты, Зинаида, если помогать не хочешь, так хоть не мешай. Одна у меня дочка, сама к нам пришла, как вы и говорили, что теперь осуждать? Вы же сами не разрешали мне правду ей рассказать, мол, рано ещё, слишком юная она, современная, не поймёт, на смех подымет. А потом поздно стало…
Женщина, которая уже была знакома Алёне, подошла к ней поближе и взяла за руки. Девушка ощутила прикосновения тёплых ладоней, и от них будто побежали по её венам яркие искорки, разлились по тонким рукам, по напряжённой спине, уставшим ногам.
Но не везде они смогли проникнуть, будто препятствия стояли на пути, ни к сердцу, ни к голове не было прохода. И начали затухать искорки, одна за одной, гаснуть, как звезды на небе, пока совсем ничего от них не осталось.
Женщина, подошедшая к Алёне, всё это время продолжала держать её за руки. И заметив, как искорки потухли, покачала головой.
— Совсем ты себя не бережёшь, девочка, — сказала она. — А у тебя же дочка растёт, как она без тебя?
— Вы тоже меня сразу хороните? — безучастно спросила Алёна.
— Не хороню, а жалею, — был ответ, — не проходит в тебя огонёк жизни, затухает сразу, а это очень нехорошо. Значит, замирает организм, растворяется жизнь.
Девушка испуганно посмотрела на говорившую. Уже не первый раз слышала она такие слова в свою сторону, сначала от врача, только научным языком, потом от сотрудницы на работе, более простым и понятным, и вот опять.
— Вы мне поможете? — с надеждой спросила Алёна.
Женщины переглянулись.
— Мы ведь не колдуньи какие-то, а обычные травницы, видим чуть больше, чем другие, но жизнью и смертью не заведуем, — сказала одна из них.
— А почему же вы меня не предупредили? — спросила Алёна. — Наедине со старухиным наследством оставили.
— Ты нам не пеняй, — сказала та женщина, что была против настроена, — у тебя своя голова на плечах. Если не знаешь, что да как, и лезть не следовало.
— Полно тебе, — перебила её другая, — девочка достаточно натерпелась, и мы могли бы ей подсказать, но боялись, что она в мать пойдёт. А когда отцовская кровь пересилила, то сразу бабка Тимура вмешалась.
Алёна вопросительно смотрела на них. Она не понимала, ждать от них помощи или уходить.
— Кто ж мог подумать, что бабка книги свои спрятала, — продолжила женщина как будто о другом, но Алёна поняла, что это про причины её состояния, — было ей строго наказано: уничтожить их, чтоб больше никому они зла не причинили. И ведь сожгла она что-то, точно помню, легче стало дышать, когда зло это ушло. Но видимо, не смогла она все книги уничтожить, а заклятие охранное наложила, чтобы мы их не видели и не чувствовали. Поэтому не знали мы, в какой ты опасности в том доме находишься. Когда отец отнёс тебе книгу с травами, а ты стала ей следовать, мы обрадовались: там сборы на помощь и добро записаны. Они должны были помочь тебе силу бабкину для света использовать да потерю мужа пережить. А потом поманила тебя другая сторона, на горе твоём сыграла, возвращение любимого посулила. Помню, плохо мне было в ту ночь, когда ты обряд творила, чувствовала я, что недоброе рядом разворачивается, да когда поняла, откуда идёт, поздно уже было. Я к тебе пошла, а ты уже с кладбища возвращаешься, и я поняла, что опоздала.