Среди обвинителей порой прорезывался голос её защитника, но он был такой злой и агрессивный, что Алёна сама пугалась. Результатом его выступлений была разборка с Аней или ритуал на возвращение Тимура: так что помощь этого голоса тоже была сомнительна.
И вот сейчас они все молчали. Девушка с удивлением почувствовала свои личные стремления, а хотела она тишины и уединения, хотела что-то делать руками. В этом плане её очень интересовали самодельные куколки, которые творила Евдокия. За время своего пребывания в доме ведуньи Алёна скрутила пару куколок, почувствовав успокоение на душе. Будто вся тяжесть накручивалась на нитки и уходила из неё.
Посреди тишины, что стояла сейчас в комнате сплошной стеной, вдруг раздались громкие голоса. Девушка резко поднялась на постели, почувствовав головокружение и слабость. Звуки доносились с улицы. Там ругались двое мужчин. Алёна узнала голос своего мужа и Степана.
Она быстро накинула тулуп, засунула ноги в стоящие на выходе ва́лёнки, что Евдокия уже приготовила к зиме, и вышла из дома. Искать свою одежду не было времени.
Картина, открывшаяся её глазам во дворе, не радовала. Её отец и Тимур стояли друг напротив друга. Танюша прижималась к деду и с испугом смотрела на отца.
— Отдай мне ребёнка, — зло говорил он, обращаясь к Степану, — нечего ей с вами в лесу делать, её здесь волки съедят.
— Среди людей волков больше, — как можно спокойнее ответил пожилой мужчина.
— Мамочка! — крикнула Танюшка и кинулась к Алёне.
Остальные повернули к ней голову.
— Вот, значит, как ты у отца живёшь? — ухмыляясь, спросила Тимур, — а сама, значит, в чужой избе ошиваешься? Даже одеться не успела? С кем ты там была?
Мужчина решительно отодвинул со своей дороги Алёну и прошёл в дом. Внутри раздался звук падающей мебели, девушка хотела зайти следом и остановить мужа от разрушения дома Евдокии. Но её сковал такой страх, что она осталась стоять неподвижно.
По взгляду Тимура она поняла, что лекарства, прописанные врачом, он не принимал с момента её ухода, значит, около трёх недель. А запах, исходивший от него, говорил о том, что он ещё и пил всё это время.
Наконец муж вышел на порог.
— Никого не нашёл? — спросил подошедший Степан.
— Наверное, спрятался, — ответил Тимур, — но ничего, я ещё его найду.
— Кого ты искать собрался? — спросила Евдокия, подошедшая к ним за это время со стороны леса. — Это мой дом, и кто тебе разрешал в него входить? А коли мужа моего ищешь — так не здесь он, а меж сосен в земле давно лежит.
— Кто ты такая? — спросил мужчина.
— Я живу здесь, твою жену пытаюсь от смерти спасти, а ты мне дом разгромил, — сказала ведунья.
— Ещё и не так сделаю, если дочь мне не отдадите. А Алёна следом за ней прибежит. А то нечего при живом муже по лесам шляться! — ответил Тимур.
— Зачем тебе дочь? — спросила девушка. — Ты ведь к ней и не подходил раньше. Боится она тебя. Пока лечиться не начнёшь, даже не думай о нашем возвращении.
— Не хочешь по-хорошему, я тебя силой заберу, — ответил он. — Вот приду с мужиками и уведу. Они мне давно говорили, что тебя в узде держать надо, а не в город учиться пускать, тогда посмотрим, как ты запоёшь… А то меня вся деревня высмеивает, что жена бросила, в лес к безумцам убежала, — добавил он тише.
Потом зло взглянул на присутствующих и пошёл прочь.
Только когда деревья скрыли его фигуру, Алёна поняла, как дрожит сама и Танюшка вместе с ней.
— Кто тут ещё безумец… — сказала Алёна.
— Это он от бессилия, — ответила ведунья, глядя вслед ушедшему.
— Пойдём, посмотрим, что он там перевернул, — сказал ей Степан, — ты уж прости, что втянули тебя во всё это.
— Да что уж… — ответила женщина.
Они зашли в дом.
Комната была не так сильно разгромлена, как казалось по доносившимся снаружи звукам. Стол и пара табуреток были перевёрнуты, на полу лежала разбитая посуда. Степан начал поднимать мебель, а Алёна с Евдокией собирали осколки, Танюшку посадили на кровать, чтобы не порезалась.
Девушке было очень неудобно перед ведуньей, которая её приютила и взялась помочь со здоровьем.
«Я всем приношу несчастья, — думала Алёна, — когда уже вокруг меня будут мир и спокойствие?»
На неё вдруг навалилась усталость. Двухнедельная чистка поселила внутри опустошение, а проведённые после обряды и отливки забрали последние силы. Поэтому, собрав крупные осколки, девушка присела рядом с дочкой, тяжело дыша.
— Отдохни, — сказала Евдокия, оценивая её состояние, — сегодня уже продолжать не будем.