— Это я-то плету интриги?..
— Простите за грубость, но того, кто имеет совесть, всегда имеют те, кто ее не имеет, — мой собеседник мягко и извиняюще улыбнулся. — Вы, Ульяна Андреевна, — добрейшая ведьма, душа нараспашку, но вот тетя ваша… — он на мгновение прикрыл глаза и мечтательно цокнул языком: — Какая женщина… — и очнулся: — …весьма непроста. И через вас на всех влияет. В том числе и на нас. Я, так сказать, предохранялся и…
— …еще «предохранители» имеете? — спросила сурово.
— Не нашли — значит, нет, — «паук» обезоруживающе улыбнулся.
— Ах вы… нечисть, — протянула уважительно. — Ах вы, гнусный… хитрец, Арчибальд Дормидонтович.
Он небрежно поклонился.
— Ладно, к делу, — я положила тапку на скамейку. — Ребята ваши? И сядьте уже, артист…
— Ребята не мои, — заговорил он деловито и сухо. — Вы правы насчет амулетов — трое моих парней их лишились вчера ночью. Напились в каком-то баре — где и с кем, разумеется, не помнят. Не помнят и того, как дома оказались. И скрыли от меня потерю патентных амулетов — самостоятельно найти надеялись, остолопы… — и оскалился, а его щеки задергались, зарябили веками многочисленных желтых глаз. — И через амулеты-то пришлые и получили доступ к делам общины. И слежки.
— А останки?..
— Убились по всем правилам — не поднять, — Арчибальд вздохнул. — Машину нашли, но там ничего особенного. И амулеты сгорели вместе с тайной. Кто, зачем?.. — посмотрел на меня искоса: — Провокация?
— Может быть, — я смотрела перед собой. — Может, кто-то подставляет городскую нечисть, прикрываясь вами. А может, — и прямо посмотрела на своего собеседника, — вы темните, уважаемый.
— Не больше, чем вы, Ульяна Андреевна, — отозвался «паук» доброжелательно. — Без толку же на вас нападать да сети ставить, даже пришлым. Жизнь-то всем мила, а от Круга пощады не жди.
Мы замолчали. Никто не хотел раскрываться первым.
— Пора мне, пожалуй, — он встал и оправил пиджак.
— Стойте, — я серьезно посмотрела на него снизу вверх. — Вы же понимаете, что не имею права спускать это дело на тормозах. При всем моем к вам уважении, но… я обязана сообщить Верховной.
— Понимаю, Ульяна Андреевна, прекрасно понимаю, — Арчибальд склонил голову. — И свою ответственность понимаю. Виноват. И готов к наказанию.
— Наказание определит Верховная, — я поколебалась, но честно добавила: — Подстава это, точно подстава. Я замолвлю за вас словечко, но…
— Ваш иммунитет кончается, — заметил он. — Давайте обновлю.
Я сняла курку и закатала рукав водолазки. «Паук» задумчиво провел когтем по моему левому предплечью:
— Вероятно, только вы нам и верите…
— И, надеюсь, не зря.
Мой собеседник с минуту молчал, только смотрел в упор. Желтые нечеловеческие глаза слабо мерцали в темноте, скрывая мысли, острый коготь царапал кожу, вырисовывая паучий узор. Стремительный укол — темнота — и сиплый шепот на ухо: «Девочка — ключ. Ключ от древней, темной и страшной истории. От смертельно опасной истории. А мы жить хотим. Очень. А ребятки пришлые вашими, местными, купленные. Среди своих ищите. Доброй ночи, Ульяна Андреевна. Сладких снов».
Когда я очнулась и проморгалась, он уже ушел. Невысокий, прихрамывающий и сутулый старичок — умная и опасная нечисть, едва ли не сильнейшая в городе.
Я встала, подобрала тапку и вздрогнула. Сотовый из кармана джинсов завопил так надрывно, что я сразу поняла, кто обо мне «вдруг» вспомнил. Не прошло и года.
— Ульяна! — рассерженный бас. — Где тебя черти носят? Живо домой, ты мне нужна!
Здрастье, приплыли…
— Вообще-то это ты мне нужна, — проворчала сварливо. — И с утра…
— Домой! — рявкнуло на весь квартал, и тетя Фиса бросила трубку.
Слушаюсь и повинуюсь, о, моя госпожа…
У Верховной был шикарный оперный голос, и по его диапазону мы наловчились определять, с какой целью нас хотят. Если она пела сопрано, значит, настроена мирно, если тяжелым низким контральто — злилась и готовилась задать перцу, а уж если орала басом… То все серьезно.
Наверх я взлетела за минуту. Открыла дверь, вошла и сразу же попала под прицел золотисто-карих глаз, смотрящих из зеркала. Тете Фисе на вид — не больше сорока лет, а ее реальный возраст точно не знал никто. Но ста пятидесяти вроде нет. После этой сакраментальной даты ведьма начинает стремительно дряхлеть, усыхать и умирает от малейшего сквозняка в страшных мучениях. Так гласят легенды. В реальности же нам не хватало живучести и спокойствия в мире, дабы опровергнуть слух или подтвердить. В настоящее время. А стародавние ведьмы, говорят, доживали.