***
Ископаемое остановилось рядом с лесополосой, справа от которой виднелись оградки и кресты сельского кладбища. Скорбящие родичи выходили, разминаясь и сетуя по поводу неудобного транспорта.
Собралась к выходу и я, а знакомая потянула меня за руку прочь. Ее неуместная веселость, наконец, иссякла, какой-то она казалась серьезной и собранной. Подивившись такой перемене, я спросила:
— Что же тебя так развеселило?..
— Это же мои похороны. Вглядись в эти унылые лица. Да что эти идиоты знают о жизни и смерти?.. Лично я даже рада, что избавлена от их общества.
Признаю, теперь она стала мне симпатична. Глюк — ну и что! Зато солидарна со мной в отношении к людям.
— Ну, так что ты идешь или нет?.. — с раздражением спросила она, видя, что я мешкаю.
Бежать куда глаза глядят — здравое решение, однако поплелась за ней. А что мне терять? Я же недавно собиралась покончить с собой. Разве это существо станет мучить меня, если решит убить? Вспомнился кошмарный сон сегодняшнего утра, посмотрела на ее руки. Нет, не такие ладони сжимали мои плечи.
Сначала поселок казался совершенно незнакомым. Вдоль широкой асфальтированной дороги тянулись две тропки для пешеходов, выложенные кирпичом. Параллельно им расположились узкие клумбы с цветами, представлявшие сейчас жалкое зрелище. Из жирной, напитанной дождями земли торчали сухие обрубки каких-то растений. Сложно было поверить, что они были зелеными и даже цвели. Тишину иногда нарушали грохот машин и злой лай собак за высокими заборами.
Солнце иногда показывалось на миг из-за низких облаков и тут же скрывалось, после чего мир казался мрачнее и темнее. Недоверчивый серый кот, завидев нас, резво взлетел на одно из фруктовых деревьев, высаженных вдоль дороги.
На перекрестке, где на одной стороне улицы располагалась аптека с мутными стеклами, а на другой магазин, выстроенный из выцветшего желтого кирпича, моя спутница остановилась.
— Мы идем слишком быстро. Ты устала?
— Долго еще? — спросила, я, избегая прямого ответа.
— Столько же. Боишься признаться в слабости? — она сделала паузу, дожидаясь ответа, но я молчала. — Все мы испытываем боль, голод, страх и ненависть, пока живы. Разве этого стоит стыдиться?
— А тебя, правда, волнует, что я чувствую?.. Или так ради забавы нравоучения читаешь?..
Дальше мы шли, не разговаривая. Через несколько минут она стала рядом с темно-серой, разбухшей от дождя деревянной лавкой и заявила:
— Сядь.
— Издеваешься?.. У меня несколько синяков на бедрах.
— Извини.
— Мне не нужно сострадание. До этого дня как-то без него обходилась. Прекрати, меня это злит, — говорила, выделяя интонацией каждое слово, а после отвернулась. На самом деле ее неловкая забота причиняла нестерпимую боль. Привыкнув защищаться от всех — я не понимала, как вести себя с человеком, который не собирается ранить. Она смотрела на меня без жалости или презрения и даже это было тяжело. Мои глаза предательски щипали слезы.
Во время болезни необходимо, чтобы кто-нибудь подал стакан воды и приложил влажное полотенце к горящему лбу. Становится легче, и ты уже можешь встать, чтобы напиться. И в этот миг кто-то приносит полотенце, что это вызовет, кроме раздражения?
Появилось смутное чувство, будто я ходила по этим улицам.
— Постой я же была здесь!..
— Да дважды. В раннем детстве. До всего.
Рука призрака ощущалась на моей ладони, словно порыв холодного ветра. Ей не зачем пояснять фразу — при этих словах шрамы на теле вспыхнули огнем. И я сжалась от скопившейся боли, затаив дыхание.
— На самом деле ты очень красива. Яркие губы, идеальной формы — не слишком полные и не тонкие. Маленькие руки, тонкая талия, матовая кожа — будто создано скульптором, с ювелирной точностью...