— Одного зарежешь, остальные спасутся, — совершенно хладнокровно предположил батрак. Магда топнула ногой. — Не хочешь, не надо. А что надо-то?
— Чёрный козлёнок, — попросила ведьма. — Новорожденный или хотя бы сосунок.
— А, это. Это достанем. К полнолунию?
— Да.
Ведьма вгляделась в лицо батрака. Что-то вынудило её добавить:
— И чтобы ни хозяева, ни пастухи, ни вообще никто не пострадал, слышишь?
— Можно и так, — согласился батрак с видом человека, которому без весомой причины решили усложнить задание.
Ведьма вздохнула. Странный он всё-таки человек. И почему его никто никогда не замечает?
Виноградник располагался в стороне от деревни, на пологом склоне холма баронского замка. Он был небольшой: тот сильный мороз несколько лет назад побил почти всё. Старая Верена тогда простудилась и, несмотря на всё лечение Магды, тихо угасла к весне. Молодая ведьма лечила наставницу добросовестно, несмотря на то, что старуха под конец пыталась вытянуть из ученицы силы, надеясь отдалить неизбежное. Ей это почти удалось…
А весной, после того, как Верену закопали за оградой церкви (никто, кроме Виля-батрака не согласился долбить ещё мёрзлую землю), к Магде пришёл Йаган. И вот тогда Магда в полной мере поняла, что такое — обязанности ведьмы. Люди напрасно думают, что быть проклятым — это сидеть и делать пакости окружающим. Люди правильно думают, что проклятые стремятся распространить своё проклятие на всех…
Йаган и прежде был добрым работящим человеком. Теперь его вне виноградника видели только когда в деревне что-то случалось. Он делал такое вино, что барон освободил его от всех податей, велев только поставлять в замок бочонок с каждого урожая. Вейма как-то говорила, что из этого бочонка наливают только самым дорогим гостям. По просьбе Йагана от податей освободили ещё нескольких человек. Вино того стоило.
А ещё с тех пор беднее виноградаря в деревне был только батрак. Люди старались об этом не задумываться. Иногда Магде было перед ним стыдно, но другого пути всё равно не было.
— Йаган, — заглянула она в виноградник. — Ты мне поможешь? Народу много соберётся.
Виноградарь кивнул.
— Как обычно?
— Нет, знаешь, у тебя осталось ещё с той лозы? Вот его всё, что есть. И просто твоего хорошего, чтобы люди не скучали.
— Осталось, — улыбнулся виноградарь. Ведьма облегчённо выдохнула. Хороший обряд, как и хороший пир, требовал хорошего вина больше, чем подходящей жертвы.
Магда сама не знала, почему поплелась к себе через деревню, а не напрямик. Может быть, оттого, что дома её никто не ждал. За всё то время, которое встреченная когда-то на Пустоши вампирша прожила с ведьмой под одной крышей, Магда как-то привыкла, что она не одна. Даже если Вейма весь день пропадала в замке, вечером барон аккуратно выставлял её за ворота. Очень вежливо, но никогда не забывая сделать это до заката. Девушки подозревали, что он обо всём догадывается, но почему-то не желает это обсуждать. Его воля. А в пустом доме было очень неуютно, хоть сейчас и царил ясный день. День, впрочем, был пасмурный.
Рамону, кабатчицу, Магда встретила у колодца.
— Зачем тебе два коромысла? — ляпнула ведьма прежде, чем сообразила поздороваться. Рамона никогда не являлась на ночные обряды. Она не была такой уж набожной, как Одила, хотя неукоснительно соблюдала все заповеди. Просто она была исключительно мирским человеком. Во всём. С ведьмой, однако, всегда приветливо здоровалась.
— Думала Куно отыскать, — отозвалась кабатчица. — Мальчишка большой, помогать должен, так нет ведь — всё бегает. А воды в кабак много надо, каждый раз не находишься.
— Я помогу, — предложила Магда.
— Помоги, — улыбнулась женщина. Ведьма неожиданно почувствовала себя… успокоившейся. После всех колдовских дел и бесед поговорить с… мирянкой… было неожиданно приятно.
Дома Магда нечасто ходила за водой, всё-таки хватало кого послать к колодцу и без неё. Здесь — за водой ходила Вейма, которая шутя поднимала всё коромысло одной рукой. Поэтому путь до кабака проделали молча. Куно быстро вырастет в очень сильного юношу, если матери удастся его приставить к делу. Вёдра в кабаке были большие, прямое коромысло ужасно давило на плечи.
— Ну, вот, — выговорила ведьма, ставя коромысло, куда показала Рамона. В кабаке было пусто: люди подтянутся к вечеру. — Послать тебе Куно? Он, наверное, всё у знахаря вертится, а, может, опять к пастухам убежал.
— Погоди, — остановила её кабатчица и пристально вгляделась в лицо девушки. Магда забеспокоилась, но тут Рамона спросила:
— Ты осунулась. Ела сегодня? У меня с утра каша осталась, ещё не остыла.
Ведьма удивилась, но отнекиваться не стала.
— Спасибо, не откажусь. Я… ну, вчера днём, кажется, что-то ела. У меня кусок хлеба оставался.
Рамона покачала головой и поставила на стол тарелку с кашей.
— Так чего ж не пришла? Кабак разве для господ поставлен?
— Не подумала, — призналась Магда и уселась на лавку. Мало где в деревне женщина могла поесть за настоящим столом, обычно столы и лавки оставались для мужчин, а их жёны и дочери присаживались с мисками у очага. Но в кабаке всё было иначе. В доме у Магды — тоже, поэтому она благодарно кивнула и взялась за ложку.
— Ты что — вообще не готовишь? — неодобрительно спросила кабатчица.
— Нет, — покачала головой ведьма, облизывая ложку. Каша была что надо — в меру разварившаяся, с пряными травами, с растаявшим уже в тарелке куском сала. — Просто сейчас нельзя. Нельзя готовить на одном очаге еду и зелья.
— И часто ты варишь зелья? — не отставала женщина.
— Случается, — неопределённо пожала плечами Магда. Интерес женщины её настораживал.
— Вот что, — решительно заявила Рамона, накладывая вторую порцию каши. — Я не могу за тобой бегать каждый раз, а случайно мы редко сталкиваемся. Не глупи, приходи сюда. Поешь, с людьми пообщаешься, ко мне и с утра заходят. Подругу-то твою, небось, в замке кормят, а ты сидишь весь день над своими травами.
— Ну, если не помешаю, — благодарно улыбнулась Магда. За несколько лет, проведённых в деревне, она знала всех её жителей и… никого не знала. Они просто были… людьми. Неодарёнными. Не прозревшими. «Слепыми», как их называли проклятые. Задачей Магды было знать о них всё, смягчать тяготы их жизни и пытаться открыть им глаза. Сейчас ведьма вдруг задумалась, не была ли она слепой в большей степени, чем преданная оковам мира Рамона. Магда знала, ведала, но не видела. Просто не видела окружающих её людей. Проклятой, вроде бы, было и не положено к ним присматриваться, ведь все они обмануты Надзирателем, которого называют Заступником и которому молятся, умоляя усилить оковы.
— А ты вовсе не страшная, — вдруг сказала Рамона, которая пристально разглядывала лицо девушки. — Зачем прячешься в лесу?
— Так безопасней, — нехотя пробурчала Магда. — К тому же…
Ведьмы отличались от чёрных волшебников. Те грубо вскрывали законы мира, заставляя его повиноваться своей воле. Ведьмы же, как и колдуны, старались почувствовать, договориться, приладиться и понять. Понимать мир можно было только вдали от людей, там, где суета повседневных занятий и желаний не отвлекали от пения птиц и шелеста листвы. Иногда Магда думала — зачем же всё это, если мир был сотворён Создателем на горе свободным душам, насильно заточённым в ловушке плоти? Но ни учителя в Бурой башне, ни старая Верена ничего ей не отвечали.
— Красиво, — оценила Рамона, когда Магда постаралась донести до неё то, что любая ведьма чувствует, оставшись наедине с природой. — Да, в лесу хорошо. Я туда и сама хожу, если время выдаётся. А ты добрее, чем Верена.
— Она была очень старой, — заступилась за наставницу Магда.
— Когда я выходила замуж, ей было столько же, сколько мне сейчас, — возразила Рамона. — Я была девочкой, когда она впервые появилась. Старую ведьму уже и не помню, она померла, потом несколько лет никого из ваших не было, а потом пришла Верена. Красивая была, наглая. И уже тогда — очень злая. Без мзды и говорить-то откажется. А уж на свадьбу не позовут или на праздник какой — уж как ярилась! Состарилась быстро, как будто год за два жила. Видать, злоба её тяготила.