Шок от погружения сделал свою работу. Мальчик всхлипнул. Звук был едва различимый, словно писк котенка, но малыш был жив. Я взяла грубую льняную рубашку и стала растирать его, а затем вручила сестре.
— Его нужно во что-то завернуть.
Она закутала его и крепко прижала к себе. Затем снова перевела взгляд на меня. Ее палец коснулся моей щеки.
— Ты плачешь.
Я огляделась. Все в гробовой тишине уставились на меня. Матросы не кричали, ветер прекратился. Буря закончилась.
21.
Младенца назвали Ной. Спустя два дня после его рождения на борт прилетели две птички: одна похожая на голубя, а другая вроде дрозда, но покрупнее. Обе — не морские. «Это знак, ниспосланный самим Господом», — сказал преподобный Корнуэлл. И Джон Риверс решил дать младенцу имя в честь этого события.
С северо-востока дует свежий ветер. Капитан велел поднять все паруса, и корабль движется ровно и быстро. Мы ждем, что со дня на день увидим землю.
22.
Ной здоров, но миссис Риверс все еще слаба. Мальчика отдали кормилице — женщине, у которой есть и собственный младенец. Марта делает травяные сборы, которые я передаю Ребекке, чтобы она заваривала их для матери.
23.
Май — июнь 1659
Вчера раздался крик: «Земля! Вижу землю!» — и все так рванули на левый борт, что корабль чуть не перевернулся. Светловолосый паренек, показавшийся мне на солнце рыжим, проворно спустился с мачты, где дежурил. Он спрыгнул с каната и подскочил к капитану, который держал наготове серебряный шиллинг. Парень взял монету, подбросил ее вверх, и она заблестела на солнце. Затем он сунул награду в карман и улыбнулся, и зубы сверкнули ослепительно-белым на его смуглом лице.
Я прибилась к остальным, чтобы разглядеть землю. На горизонте маячила темная полоса, которая напоминала облако, но корабль подходил к ней все ближе, и вот уже завиднелись холмы и скалы над пеной прибрежных волн.
Мы очутились гораздо севернее, чем рассчитывали, но вид суши — все равно радость после стольких дней в открытом океане. Элаяс Корнуэлл вышел вперед, видимо, чтобы вознести хвалу небу, но в этот момент с кватердека раздался голос капитана:
— Прошу освободить палубы. Моим людям надо работать. Мы еще не доплыли, а это земли самого Дьявола.
Преподобный открыл рот, чтобы возразить, а его бледное лицо залилось краской от возмущения, но капитан уже отвернулся и выкрикивал команды матросам — измерить глубину, спустить лодку на воду. Так что Корнуэллу ничего не оставалось, кроме как увести паству на нижнюю палубу и возглавить службу там.
Решив, что мое отсутствие не заметят, я осталась смотреть на берег. Миля за милей, насколько хватало глаз, тянулась неровная линия острых камней. Я думала, что земля будет выглядеть гостеприимно, но не тут-то было. Она выглядела до мурашек пустой и унылой. Я поежилась.
— Мрачное зрелище, да? А ведь после стольких-то дней в море — ждешь, ждешь…
Рядом стоял парень, который первым заметил землю и заработал шиллинг.
— Да уж. Выглядит враждебно.
— Хорошо, что тут не надо высаживаться. Коварный берег: здешние камни расколят днище на куски, если подойти близко. Это дикий край, и живут в нем дикари. — Он сощурился и вновь повернулся ко мне: — Ты та девчонка, что спасла младенца? Говорят, он был мертвый, а ты вдохнула в него жизнь.
— Ничего подобного! — выпалила я, торопясь опровергнуть любой намек на волшебство. — Я просто прочистила ему рот и нос, чтобы он смог дышать.
— Мне-то что. Это люди поговаривают, — он пожал плечами и сменил тему: — Ты не шибко общительная, я смотрю.
Он кивнул в сторону нижней палубы, откуда доносился гул благодарственной молитвы.
— Мне больше нравится на палубе.
— Понимаю. — Он улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. — Внизу воняет, да? Еще бы, здесь лучше. Ты тут все время торчишь.
— Я тебя тоже видела. Ты охраняешь курятник Марты.
Марта взяла с собой своих кур и петуха, рассудив, что женщина с курами точно не пропадет на новой земле, но не подумала, что матросы могут на них позариться. Большую часть птиц удалось уберечь благодаря этому мальчишке, но их держат на палубе, и в последнюю бурю им пришлось несладко. Они молчат и жмутся друг к другу мокрыми боками, глаза затянуло пленкой, а перья покрыты солью. Даже петух приуныл и не издает ни звука. По ним видно, как плохо сухопутным тварям без земли.