Когда переговоры закончились, солнце уже опускалось за лес, и продолжать путь было нельзя. Мы встали на ночлег.
Пишу в пятачке света у костра. Вокруг — черным-черно. Не знаю, где спят индейцы.
Перед ужином преподобный Корнуэлл произнес молитву и процитировал Евангелие от Матфея: «Входите тесными вратами, ибо широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими… ибо тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».
37.
Вокруг нас дремучий лес. Иногда он расступается просторной дорогой, а иногда превращается в непролазные дебри. Нужно все время расчищать мелкую поросль под ногами, а иногда, чтобы могли проехать телеги, приходится рубить целые деревья. Тогда Тобиас и другие мужчины работают топорами, и вокруг стоит оглушительный звон.
Мы едва продвигаемся. Под лиственным куполом жарко, ветер сюда не проникает, и нам ужасно докучают насекомые.
38.
Я потеряла счет дням.
У нас достаточно провизии, и, кроме того, в лесу полно еды, однако если бы не индейцы, мы бы погибли от жажды. Мы сами не нашли бы воду, а они знают здесь каждый родник и ручеек. Они также водят мужчин на охоту, и так у нас на обед появляются индюшатина и оленина. Помимо прочего, индейцы приносят из чащи орехи, фрукты и травы.
Мы идем, пока длится световой день. Зеленые своды леса прячут солнце, но на закате стволы окрашиваются в желтый, рыжий и красноватый, а тени становятся длинными и густыми. Так мы понимаем, что пора разбивать ночлег.
Когда свет уходит, наступает абсолютная темнота: не видно ни луны, ни звезд. И вместе с ночью приходит страх. Страх неизвестности. Страх того, что может прятаться во тьме. Он способен расшатать самую крепкую веру. Преподобный Корнуэлл молится о нашем спасении и защите от вреда:
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла…
Но даже его голос дрожит.
Это называется словом «глушь», но здесь совсем не тихо. Ночью раздаются скрежет и вой, крики существ, о которых в Англии забыли много веков назад. В этих лесах водятся волки, медведи и огромные дикие кошки. Мужчины по очереди несут вахту с мушкетами наготове.
Но лес — также царство Сатаны, а против него оружие бессильно. Преподобный твердит, что уберечь от зла может только молитва, но, вопреки его наставлениям, люди начали вспоминать истории о черном духе, про которого говорили в Сейлеме. И об эльфах, гоблинах и прочей английской нечисти: теперь кажется, будто они рыщут во мраке вокруг спасительного света костра.
Мы сидим плотным кольцом, повернувшись к лесу спиной, а лицом к огню. У индейцев отдельный костер поодаль. В бескрайней мгле его пламя кажется искоркой. Но они чувствуют себя в лесу как дома, а если и ощущают в темноте угрозу, то не подают вида. Они готовят себе место для ночлега из того, что под рукой: нагибают молодые деревца, делают навесы из листвы, а постель — из папоротника и сухих листьев. Наутро все выглядит так, словно людей здесь и не было.
39.
Я выросла в окружении леса и потому не боюсь его. Джонаса тоже ничто не пугает: говорит, что в России и Богемии леса такие же огромные. Ночью он ходит к индейцам, чтобы они рассказали про незнакомые местные растения — как они называются и какие у них свойства. Он проводит долгие часы за этими разговорами, а потом возвращается и записывает все в тетрадь. Заодно он нарисовал там одежду туземцев и схему укрытий, которые они сооружают на ночь из веток и листьев.
Многие считают, что все индейцы на одно лицо, и видят в них лишь дикарей. Но Джонас говорит, что они принадлежат к разным народам и разговаривают на разных наречиях. Эти двое — пеннакуки, их племя живет к северу отсюда. Юношу обучали белые люди, поэтому он так хорошо владеет английским. Он переводит беседы Джонаса с дедом, который плохо говорит по-нашему, но знает все о растениях.
Бывают дни, когда даже неутомимый Джонас падает от усталости. Мы преодолеваем все новые препятствия: реки и болота, через которые надо переправляться, холмы, на которые приходится карабкаться, и все те же густые заросли, сквозь которые мы продолжаем прорубать дорогу.
Некоторые уже еле волочат ноги, но если сильнее нагрузить телеги, то лошади и волы могут выбиться из сил, поэтому на телегах едут немногие.