Марта ворчит: это не традиционные узоры. Но это мое одеяло, и мне все равно, что она думает. Пусть добавит свои привычные завитушки по углам и окаймит все лозой. Я хочу, чтобы остальные рисунки были моими, и делаю их крупными, чтобы из некоторых получились карманы. А когда все уходят, я, как Пенелопа, аккуратно распускаю сделанные днем швы и прячу внутрь свои страницы.
89.
Сегодня был праздник середины лета. День выдался невероятно душный, а солнце пряталось за облаками, затянувшими небо. От этого покрова неуютно, словно сидишь под горячим и мокрым матрасом. Сумерки обрушились хором сверчков и лягушек, а когда хор замолчал, наступила ночь, такая черная, будто на дворе зима.
Стало слишком темно, чтобы заниматься вышивкой, да к тому же одеяло было влажным на ощупь. Марта предложила переместиться в дом и зажечь свечи. Ей казалось, что надвигается буря, и, словно в подтверждение, на горизонте в южной части неба появились всполохи. Они были еще далеко, но мы поторопились убрать рукоделие.
Ребекка на пятом месяце беременности. Тобиаса вечером не было — он расчищал надел и строил дом. Джонас ему помогал, как и Джон Риверс со старшим сыном Джозефом. А мы с женщинами отправились шить в дом к Риверсам. Ребекка попросила меня составить ей компанию, а я была и рада. Марта пошла с нами: она не любит грозу и не хотела оставаться одна.
Мы легли спать, ожидая непогоды, но проснулись среди ночи с чувством, что наступил конец света. Я не боюсь грозы, как Марта, но эта была самой яростной на моей памяти. Мы с Ребеккой вцепились друг в друга и смотрели, как комнату озаряют бело-голубые вспышки, сопровождаемые громом, и каждый раскат был оглушительнее и страшнее предыдущего. Дождь лил с бешеным напором, грохоча по крыше и стенам. Наверху заплакали дети. Сара, скрипя ступенями, поднялась к ним, и вскоре плач превратился в жалобные всхлипы.
Внезапно сквозь рычание бури, сквозь хаос адских звуков раздался человеческий голос. Это был вопль ужаса, но ни у кого из нас не хватило смелости выйти и узнать, кто кричит, продраться сквозь стену дождя и прийти на помощь.
К утру дождь закончился и небо стало ясным, но буря за ночь натворила бед. Дороги и тропинки размыло, колосья на полях прибило к земле, с цветов Марты посбивало лепестки.
Вскоре мы узнали, кто кричал в ночи. Это был Том Картер — старик, который живет у леса. По его словам, во время бури он вышел на опушку облегчиться. Внезапно вспышка молнии озарила все вокруг, и он увидел бледных призраков, которые метались меж деревьев.
Он бросился звать на помощь, на ходу натягивая штаны и даже не заправив рубаху, и орал так, словно все демоны ада гнались за ним.
Некоторые над ним потешались, особенно те, кто его в это время увидел, и винили во всем пьянство. Но кое-кто отнесся к его истории всерьез.
Призраки и яростные бури — не шутки. Тома доставили к преподобным Джонсону и Корнуэллу, и он все им рассказал. Они проследовали за все еще дрожащим стариком на то место в лесу. С ними были Джетро Вейн, Натаниэль Кленч и Эзикиел Фрэнсис — старейшины и блюстители, — а также те, кто ходит в патруль.
Они что-то нашли. Слух разнесся по поселку быстрее, чем огонь ползет по жнивью, но подробностей никто не знает.
90.
Они не заставили себя долго ждать. В дверь громко постучали. Марта открыла. На пороге стояли Джетро Вейн и Эзикиел Фрэнсис, с ними был один из блюстителей.
— Вы обе пойдете с нами.
— В чем дело? — спросила Марта, глядя на зятя. — Что случилось?
— Приказ преподобного, — ответил он и покраснел как свекла.
— Мы что, арестованы?
— Нет, но…
«… этого не миновать», — ответили его глаза.
— Тогда ступайте себе. У меня дел невпроворот. Не у всех есть время шататься по поселку и пугать народ. Наши мужчины вот-вот вернутся с поля, и мне надо их накормить.
— Это приказ преподобного, — повторил он.
— Если преподобный хочет со мной поговорить, он может прийти сюда сам.
Джетро Вейн шагнул в ее сторону, но остальные мялись в нерешительности. Они переглядывались, явно не зная, как поступить. Такого отпора они не ожидали.