Выбрать главу

Наконец Эзикиел произнес:

— Мы еще вернемся.

И они ушли, а Марта так и стояла, застыв на месте. Потом пришла в себя и сказала:

— Иди позови Сару. Когда они вернутся, мы должны быть здесь все вместе. На мужчин не стоит рассчитывать, они будут только поздно вечером, я солгала.

Они действительно вернулись, на этот раз большой компанией. Буквально ворвались в дом. С ними были преподобный Джонсон и Натаниэль Кленч, судья. Последний явился, якобы чтобы проследить, что все делается по закону, но все понимали, что он марионетка пастыря.

— Где вы были ночью, во время бури? — начал допрос преподобный.

— Спали в своих постелях, — ответила Марта.

— Меня не ты интересуешь, Марта, — сказал он и повернулся ко мне: — А ты.

— Я тоже спала в своей постели.

— И не выходила из дома?

— Нет.

Он поднял брови. Казалось, он хотел возразить, но заговорила Сара:

— Она была с нами. Мужчин не было дома, так что мы держались вместе. Мэри спала рядом с Ребеккой.

Преподобный не ожидал такого вмешательства и раздраженно посмотрел на Сару, тяжело дыша, как хищник, от которого ушла добыча.

— Мы были вместе, — повторила она спокойно, а Ребекка и Марта кивнули в подтверждение.

Тогда он повернулся к Ребекке.

— И вы действительно никуда не выходили? Ни по отдельности, — он сделал паузу и вдруг улыбнулся, и голос его сделался вкрадчивым, — ни вместе?

Мы покачали головой.

— Зачем вы нас допрашиваете? — сердито спросила Сара. Натаниэль Кленч — ее родственник. Он уставился в пол.

— Тебя никто не допрашивает, — ответил преподобный Джонсон. — Я допрашиваю их. В лесу был шабаш. У нас есть доказательства.

— Что еще за шабаш?

— Там вызывали духов, глупая ты женщина! — воскликнул Эзикиел. — Том Картер свидетель.

— Свидетель чего? — спросила Сара и усмехнулась. — Белой горячки?

— Улики указывают, что в лесу было несколько женщин, — преподобный бросил взгляд на нас с Ребеккой.

— Моя дочь ждет ребенка! — воскликнула Сара и сделала шаг вперед. Теперь ее трясло от возмущения. — Неужели вы думаете, что она стала бы рисковать его жизнью, чтобы скакать по лесу во время бури?! Вы пришли не туда.

— Возможно, вы просто не заметили их отсутствия, — предположил Эзикиел, сощурившись.

— В нашем доме только одна входная дверь. Чтобы до нее добраться, им бы пришлось через меня перелезть. Или вы считаете, что я тоже ходила на шабаш? — спросила она ледяным тоном. — Вы к этому клоните?

Она вызывающе смотрела на мужчин. Натаниэль Кленч совсем стушевался. Мы с Мартой были легкой добычей, но Сара — другое дело. У них с Джоном благочестивые родственники и знакомые, и сами они уважаемые люди.

— Ни к чему такому мы не клоним, — сказал Джонсон. — Но факт остается фактом: мы нашли улики. Девичью одежду. Вам знакомы эти вещи?..

Он показал нам чепчик и подъюбник. Они были до сих пор влажные от дождя, помятые и грязные. Чепчик был таким маленьким, что мог бы принадлежать ребенку. Подъюбник был с вышивкой.

— И зачем вы пришли к нам? — спросила я. — Юбка мне велика, а Ребекке мала. Чепчик же мал нам обеим. Ищите миниатюрную девушку или девочку, а также ту, которая любит украшать даже исподнее.

Я перевела взгляд на Джетро Вейна. Описание подходило его племянницам, и он это понимал.

91.

Сара негодует, что нас посмели заподозрить, но мы с Мартой молчим. Нам известно, как строятся такие обвинения. Джон Риверс говорит, что нам всем надо быть осторожными, но при этом считает, что у этой истории должно быть какое-то простое объяснение, а о деле пошумят и забудут, как о летней буре.

92.

Июль (?) 1660

Вне всяких сомнений, Дебору и Ханну тоже допросили, и, конечно, они успели договориться о показаниях. У них было предостаточно времени.

Версия у них такая: они гуляли по лесу за несколько дней до бури, и внезапно их так одолела жара, что Ханна решила снять чепчик, а Дебора — подъюбник. Затем сестры продолжили путь как ни в чем не бывало, от духоты забыв вещи там, где разделись.

Им верят. Конечно, верят. Это же племянницы Джетро Вейна, а он в поселке влиятельный человек.

/ Доказательство /

93.

Июль — август 1660

Пишу второпях, а как допишу, зашью страницу в одеяло. Пишу и зашиваю, пишу и зашиваю. Уже глубоко за полночь.