Вскоре исполинские камни исчезли из виду. Вокруг было черным-черно, и только дорога разворачивалась перед нами бледной лентой в лунном свете.
Все остальное поглотила тьма.
7.
Я никогда раньше не видела моря. Еще до того, как возница решил меня разбудить, я очнулась оттого, что воздух стал другим. На щеках чувствовалась влага, пахло солью и гнилой рыбой, а в небе насмешливо кричали чайки. Кругом туман. Мачты и такелаж огромных кораблей выступали из мутной пелены, словно голые ветви деревьев зимой. Наша повозка громыхала по пристани, слышен был плеск воды и скрип деревянных корпусов. Я смотрела на них и гадала, на котором мне предстоит плыть в Америку.
Пуритане всегда встают рано. Рассвет едва наступил, а они уже завтракали в трактире. Я стояла на пороге, прислушиваясь к гомону голосов, грохоту тарелок, вдыхая запах еды, и чувствовала, что вот он — миг, который все изменит. Сейчас меня заметят, и жизнь навсегда станет другой. Мне хотелось убежать, но куда? Возница уже ушел. Деваться было некуда.
Первыми меня заметили дети. Они были хорошо воспитаны: ели тихонько, разговаривали, только если к ним обращались, но то и дело рыскали взглядом по комнате. Малыши, занимавшие целую лавку, уставились на меня, а затем начали переглядываться. Кто-то потянул за рукав девушку лет семнадцати с большими серьезными глазами. Она промокнула губы салфеткой и коснулась локтя мужчины, который сидел рядом.
— Отец…
Мужчина повернулся и увидел меня на пороге, однако встал только после того, как тщательно прожевал и проглотил еду. Ростом он был выше среднего, с сединой в светло-каштановых волосах, спадавших ему на плечи. Я решила, что он из крестьян: лицо обветрилось от работы на воздухе, а кожа вокруг глаз покрылась морщинами из-за ветра и солнца. Он протянул мне шершавую и мозолистую ладонь.
— Ты, должно быть, Мэри. Добро пожаловать, дитя мое. Мы тебя ждали.
— Благодарю, сэр, — ответила я и поклонилась. — Скажите, как мне найти Джона Риверса?
— Это я. — Голос у него был низкий, а слова он произносил медленно и слегка нараспев. Там, где я выросла, был совсем другой говор.
— Значит, это для вас.
Я протянула ему письмо. Он прочитал его и, кивнув, убрал за пазуху.
— Ты проголодалась? Садись. Поешь.
Он проводил меня к столу, и дети потеснились, чтобы освободить место на лавке. Его жена положила в тарелку кашу из котла. Она двигалась медленно, как человек с больной спиной. Я подумала, что она месяце на седьмом беременности, хотя под мешковатой одеждой сложно было что-то разглядеть. Девушка, которая заметила меня первой, налила мне кружку эля и повернулась помочь матери. Я произнесла благодарственную молитву — и за еду тоже, но главным образом за свое спасение.
Я ела, чувствуя любопытные взгляды, и украдкой сама всех рассматривала. Здесь было примерно двадцать семей, в основном люди среднего достатка — не богатые, не бедные. Вероятно, земледельцы и торговцы. Все в невзрачной пуританской одежде. Я не знала, какие это пуритане, — они могли принадлежать к любому из множества течений. А мне важно было не выдать себя, не сказать чего-нибудь лишнего. Оставалось внимательно наблюдать и продумывать поведение исходя из увиденного и услышанного.
Вскоре все потеряли ко мне интерес и продолжили разговаривать между собой. В голосах была тревога. Эти люди пострадали, как и многие в Англии: их жизни сломала война, неурожай, высокие цены, да и торговля не шла. Бабушка всегда говорила, что благоденствие и мир идут рука об руку, а наша страна не видела ни того ни другого уже много лет. Большинство просто смирилось с невзгодами, приняв их как неизбежность. Однако эти пуритане отличались от большинства. Они настолько отчаялись, были так разочарованы в настоящем и не уверены в будущем, что решили пересечь океан в поисках лучшей доли. Но им было страшно не меньше моего. Я смотрела вокруг и всюду видела отражение собственных страхов.
— Ты здесь одна, девочка?
Я обернулась и увидела пожилую женщину. Из-под чепца выбивались седые пряди, кожа походила на сморщенное яблоко, но взгляд был живой и ясный. Женщина улыбалась.
— Одна, — я попыталась улыбнуться в ответ, но это далось нелегко: в зале, где все были в кругу родных, я чувствовала себя сиротливо. — Меня зовут Мэри.
— А я — Марта. Марта Эвердейл. — Она по-мужски протянула мне руку. Пальцы у нее оказались сильные, а ладонь твердая, как дерево. — Я тоже одна. Дети и муж на том свете. — Она посмотрела куда-то вдаль, и на мгновенье ее будто бы захватили воспоминания. Затем она чуть наклонила голову набок и вновь поглядела на меня, словно что-то для себя решая. — Пожалуй, мы подружимся. Будем держаться вместе.