— Ага, до проклятья богов, — фыркнул Васька. — А теперь вот, котом-людоедом прозвали. В человечьем облике и слова молвить не может, немая, только кошкой и говорит.
— И что? Правду в сказках говорят? — от любопытства я аж вперёд подалась, поближе к коту и ворону, хотя голоса их продолжали звучать только в моей голове.
— Смотря что, — проворчал котейшество. — В одних историях, её, певунью нашу, со мной путали! Да-да, мол живёт кот Баюн в Избе у Яги!
— Конечно же, Вассесуарий Венедиктович не мог стерпеть это оскорбление, — подкаркнул Яким.
— А кто стерпел бы?! — возмутился кот. — Как повалили, искать Избу та чуть ли не душу из меня вытрясать. У меня голоса да и слуха музыкального никогда не было!
— Н — да, в этом я убедилась, когда ты мне "звёзд" эстрады включал.
— Что попало, то и включал! — вновь повторил кот то, что говорил раньше. — А с Милославой… там же, в сказке той наплели, если Баюна победить, то её песни от любой хвори исцелят, любое проклятие снимут!
— Врут? — уточнила я.
— Нагло! — кивнул кот. — Во-первых, не по своей воле она поёт и болтает в звериной шкуре. А исцелить может, только будучи человеком. Проклятьем Милка к цепи золотой привязана, только и остаётся ей, что ходить кругом, направо идёт — песнь заводит, налево — сказку говорит. И не просто так, между прочим, каждому встречному концерты закатывает. Ты её белодагу, ещё заставь муркнуть что-то. Вредная стала — жуть! Вот, завтра придётся тебе выслушать, кстати. Если магия в тебе сильна, откроется тебе и кот Баюн со своими песнями и дуб Лукоморский.
— А если нет?
— Сама не поймёшь, как в Избе окажешься. Такая Милославы магия. Её и правда невозможно переслушать, голос-то, как был ангельским, так и остался. Она тебе сказок наплетёт на уши, как спагетти навешает, в этот… гипноз введёт, зашепчет так, что сама не заметишь, как дома окажешься. И всё, придётся на следующий день вновь тащится.
— В этом её и проклятье, Василисушка. Только истинный с неё шкуру снять звериную сможет, если будет человеком да переслушает все сказки семь дней кряду, не уснёт и не покинет навье да ещё и полюбит её, немую, когда девкой по свету белому бродит.
— А когда ж она бродит? — удивилась я. — В сказке писалось, что она и днём, и ночью, по цепи-то.
— Да приврал он, сказочник ваш! — фыркнул Васька, продолжая ворчать. — Откуда ему знать-то… сиднем сидел и сторожил что ль? Есть у Мирового Древа хранители свои: Ехидна, Странник и кот есть, тоже. Вот с ним и попутали. Говорю же, не я один учёный. Боги мудры, даже в своих проклятиях! — он покосился в сторону ласки, и его глаза недобро сузились. — Как же ей, мужика-то, кошкой в себя влюбить? Тьху! Срамота! Вот и есть обычно условия: какую-то часть суток зверем, какую-то человеком. Но когда ты человек, то о проклятии или не можешь сказать, если голос есть, или, вот как Милославу прокляли, вообще рыбой немой ходи. Только поступками, — сделал упор на последнем слове, — покорять.
— А Дуб этот, — нахмурилась я, не совсем понимая всё же, — что на самом деле такое?
— Ну-у, великая ось… — попытался объяснить Яким. — Это как яблоня, Вася, где каждое яблочко — отдельный мир.
— Нашёл с чем сравнить! Лукоморский Дуб с яблоней!
— Зато стало понятнее, — вступилась за ворона я. — Расскажи дальше.
— На его ветвях крепятся “светлые миры” с чистой магией, тянутся их жители к свету и души их, помыслы — чисты. Ствол древа сравнивают с земными мирами, мы как раз на стволе и находимся, это если в масштабах вселенной судить, ну а корни его отданы тёмным мирам и потустороннему. Каких только чудищ там не увидеть.
— Другими словами, у нас есть как добро, так и зло? Как свет, так и тьма?
— Все верно, — голос Якима потеплел.
— И как же мне Милославу-Баюна одолеть? — задала вопрос вслух, спохватываясь, что хотела же в душ.
— Утро вечера мудренее, Васенька, — прокаркал Яким. — Ты спать укладывайся, а мы уж покумекаем.
Глава 11
— Припёрся, опять?
Боже ж ты мой, ну до чего страшная кукла эта! Вроде так смотришь, ладное личико, причёска аккуратная, с косами русыми, прям ни дать ни взять человечьи, а как начинает говорить — всё отнимается к лешему. Понимаешь вроде головой-то, что не может кукла разговаривать, а у неё на тряпке рот чёрный шевелится. Хоть ты крестись, хоть через плечо облюйся.