Смутившись собственного желания и желая скрыть его, Юлиана потерла щеку и склонила голову к плечу, стыдясь поднять глаза.
«Вдруг догадается, что нравится. Нет, этого нельзя допустить, иначе начнет еще безжалостнее изгаляться», — но и смотреть в пол, показывать слабость было глупо, потому изредка скользила по нему глазами как можно равнодушнее.
От ее взгляда Сара бросило в жар. Ана звала глазами, солоноватым запахом желания.
— Перестань!
— Что перестать?
— Ты пахнешь, как течная суч…а, зовешь меня, — прорычал он.
От недоумения у Юлианы приоткрылся рот, робость пропала, уступив место нахлынувшему гневу.
«Каков наглец! Стоит, глазищами ест! Красивыми… — промелькнула мысль на краю сознания. — Невинного агнца строит! Сам набросился, а теперь в кусты и обвиняет невесть в чем!»
Страх сменился злостью и женской гордостью.
— Тебя волнуют течные суки? — сдерзила она. Умом понимала, что не должна этого делать, но так хотелось завести нахала и обломать. — Пахну, говоришь?! — сделав шаг навстречу, приподнялась на носочках и нарочито принюхалась. — Да ты сам благоухаешь, как самец во время гона! — вскинула подбородок и искривила губы в усмешке.
— Даже если так, это ни к чему не приведет.
— Конечно, у тебя же невеста, а у меня муж.
— Ни ты, ни твой муж меня не интересует! — разъярился он.
— Тогда чего злишься? Противна тебе, ну и ладно. Только что из-за этого так переживать?
— Заткнись.
— Давай закончим разговор о прошлом и поговорим о настоящем? — Юлиана старалась говорить сдержанно. — Как к тебе обращаться?
Асаару казалось, что она намеренно дразнит его. Волны возбуждения прошлись по животу, напрягая пах.
— Ты мне противна, убирайся, — прошипел он.
— Правда? — Анка не собиралась молча сносить унижение. — Тогда это не было преградой.
Она говорила вкрадчиво, чувственно, желая во что бы то ни стало раздразнить его, довести до пика и отступить. Он слишком сильно задел, вот и подмывало проучить хама.
Грубиян тяжело дышал. И убедившись, что на правильном пути, Юлиана хотела было продолжить провоцировать мужчину, но где-то в коридоре послышались быстрые, чеканные шаги.
Внезапно Сар молниеносно метнулся к двери и резко толкнул. После глухого удара кто-то жалобно пискнул, а потом раздался надменный голос фа Лаис.
— Улаур, не смей причинять вред собственности госпожи! Я же просила быть терпеливее к ее любимцу! — женщина вскинула голову, пытаясь смотреть на гиганта свысока.
— Я предупреждал. Может, теперь до него дойдет.
— Если убьешь или покалечишь, госпожа не простит.
— Я нанят не ею, так что вы, милая Лаис, и заботьтесь о господской собственности. Когда недомерок очнется, объясните доходчиво, что не следует подходить ко мне ближе чем на ла, тем более пытаться бесшумно подкрадываться. Ведь госпожа не простит, если ты не уследишь за ее имуществом, — в его словах сквозили насмешка и пренебрежение.
Анка сразу уяснила: ее ожидают подковерные интриги у стола влиятельного лица за сладкие крошки и подачки. Унизительно, но что делать?
«Фа Лаис непроста! Нужно присмотреться и держать язык за зубами», — решила она, продолжая следить за перепалкой. Немного подумав, чуть опустила плечи, чтобы не казаться слишком амбициозной и подозрительной.
— Ты здесь недавно, а я в свите уже несколько лет, — заносчиво заявила женщина, — и мне оказана честь следить за порядком!
— Всех остальных изжила? — съехидничал Сар.
— В твоем захолустье так поступают?
В ответ Асаар расхохотался, веселясь над убогостью и самоуверенностью служанки, всячески подчеркивающей захудалое происхождение. Он долго служил императору и отлично уяснил — кто есть кто. И чего стоит приставка фа или фай для обедневшего рода из глухой провинции без богатства или знатности.
Также был в курсе, что когда-то Лаис в замызганном платье, худая как щепка, попрошайничала у дороги, выпрашивая милостыню. Голодная и полная лишений жизнь закончилась по воле случая, стоило лишь протянуть грязную руку к карете госпожи и показать, что у нищенки шесть пальцев.
Это позже отмытая и приодетая Оха Лаис поведала, что происходит хоть и из бедной, но благородной семьи, однако в пути ее ограбили, и она осталась одна в чужом городе. Да только Асаар знал, у живущих на Ветряных Холмах нечего брать, если только жизнь.
Обедневшая дворянка из дальнего захолустья, ничем не отличалась от крестьян, кроме непомерного гонора и спеси. Зато она рьяно ограждала хозяйку от любого, кто мог потеснить ее, и ненавидела каждого, кого подозревала в желании или возможности перейти ей дорогу, за что презиралась знакомыми госпожи и простолюдинами, служившими при доме.