Выбрать главу

Услышав смех великана, рассмеявшегося в лицо влиятельной наперснице хозяйки, Юлиана забеспокоилась:

«А вот это зря! Женщины злопамятны, и она тебе этого никогда не простит», — от размышлений отвлекла насмешка.

— Кстати, отличный выбор. Кто посоветовал купить? — наглец небрежно кивнул в ее сторону, и Анка покраснела от возмущения, ведь она не вещь.

Заметив, как между новенькой и великаном пробежала искра враждебности, фа Лаис довольно рассмеялась, хотя еще мгновение назад была вне себя от раздражения. — И впрямь отличный! — согласилась она, кисло улыбнувшись.

— Можешь увести, но предупреди и ее: со мной шутки плохи, — зловеще пригрозил мужчина.

— У тебя совершенно нет ни остроумия, ни веселья. Только и можешь злиться и угрожать. Дикарь, — пренебрежительно фыркнула жеманная женщина и направилась к выходу, небрежным жестом поманив Юлиану.

Анка еще раз с негодованием посмотрела на Сара и поспешила за ней. От пристального взгляда наглеца зачесалась спина, но она невозмутимо шествовала за Лаис.

* * *

Нанимательница шла спешно, важно вихляя бедрами. Напыщенный вид и скользящие движения подчеркивали: она требует полного послушания и совершенно не терпит чужого своеволия.

«Как же, попробуй сказать слово против, мало не покажется. А Улаур силен или безрассуден, если смеет ей дерзить. Дамочка-то противная, еще и мелочная!» — следуя за фа Лаис и рассматривая ее богатое платье, Юлиана с удивлением заметила, что у той на руке шесть пальцев. И хорошо, что женщина не видела ее лица, иначе бы враждовать стали бы с этой же минуты. Анка чувствовала, что отношения между ними рано или поздно испортятся, ведь она была больше похожа по виду на Лаис, чем на других уродцев, снующих по коридорам.

Происходящее казалось нереальным сном. Пройди сейчас мимо тонконогие верблюды Дали, не удивилась бы, потому что встречавшиеся по пути карлики, горбуны, уродцы, хромоногие и просто убогие обоих полов раболепно приседали перед женщиной, но, едва оказывались за ее спиной, их взгляды наполнялись злобой и ожесточением, которыми щедро одаривали Анку.

«Ревность! Дворец не резиновый, а сытно кушать и спать на кровати хотят все, вот и грызут друг друга. А тут я — такая большая и особенная. Хорошо, если сразу подлянки не начнут делать, — догадалась Юлиана, сокрушаясь, что не знает расстановки сил при дворе госпожи. — Эх, не наделать бы ошибок и избежать лишних врагов, которых, чую, уже немало. Если эта мымра всех перекуковала, дрянь еще та! Сожрет и не подавится. Ох, зря он расхрабрился перед ней!»

Она мимоходом озиралась по сторонам. Стены огромного дворца в коридоре для прислуги были без украшений и ковровых дорожек, с низкими потолками, но, когда распахнулась одна из дверей, мельком разглядела парадный зал со множеством белых резных колон, у которых стояли слуги, одетые в парадную форму. Изумрудная кадочная зелень, в изобилии стоявшая вдоль стен на фоне красной, идеально чистой ковровой дорожки и позолоченных украшений, придавала интерьеру свежести и торжественности.

— Будешь служить верно и подчиняться мне, возможно, останешься и по окончании срока, — насмешливо произнесла женщина, чуть повернув высокомерно поднятую голову.

— Я буду стараться, — смиренно ответила Юлиана, стараясь скрыть возникающее сомнение, что захочет остаться. Чувствовало ее сердце, что попала в гадюшник.

Игривая походка Лаис казалась наносной и неуместной. И если прислуга сновала по коридорам почти бесшумно, то ее чеканный шаг громыхал до того сильно, что вскоре у Анки застучало в висках.

«Я ж не мужик, могла бы спокойнее идти», — злорадно ехидничала она. Однако отметила, платье у наперсницы госпожи было отменным. Насыщенно зеленое, богато вышитое цветами, на худенькой фигурке сидело великолепно. И без того тонкая талия, утянутая широким красным поясом, только подчеркивала пышность юбки.

«Я такое только на свадьбу надевала. Эх, имела платье, носить было некуда. Теперь носи, сколько влезет, да нет такого!» — сокрушенно вздохнула Анка и, отвлекшись, запнулась.

— В чем дело? — холодно спросила фа.

— Простите, загляделась на ваше роскошное платье. Оно чудесно. И цвет изумительный, — затараторила Юлиана. Льстить не любила, но догадывалась, что, если Лаис ее невзлюбит, жизнь будет суровой.